Кызылчанин Павел Тихонов. Отмеренный век

На парадном пиджаке долгожителя-ветерана – Орден Отечественной войны второй степени, военные и трудовые медали – свидетельства прожитой вековой жизни. А в памяти, которая у него и на сто первом году – ясная и цепкая – факты истории, частью которой он стал.

Поедете дальше – расстреляем

Жизнь Павла Тихонова началась 24 февраля 1913 года в селе Алтат Назаровской волости Ачинского уезда Енисейской губернии. Его родители – Андрей Федорович и Елизавета Ананьевна Тихоновы – занимались хлебопашеством, имели четырех лошадей и шесть коров. Павел был старшим сыном в семье: его брат Федор родился в 1915 году, Андрей – в девятнадцатом, а самый младший Петр появился на свет в тридцатом.

В 1918 году, когда Павлу было пять лет, родители вместе с другими семьями из Алтата засобирались в Урянхайский край, как тогда называли Туву, в 1914 году принятую по просьбе тувинских нойонов под покровительство России – протекторат – и включенную в состав Енисейской губернии.

«Решили уезжать, потому что там, где мы жили, поля стали слабыми, земля выработалась, и надежды на хлеб больше не было, – вспоминает Павел Андреевич. – Сначала в Урянхайский край отправили несколько мужиков – ходоков: разведать, как там живется. Они уехали, разведали все, вернулись и сказали, что жить можно. И мы выехали – сорок семей из Алтата».

Переселенцы добирались обозом, на лошадях. Ехали со всем скарбом, женами, детьми. Передвигались медленно, с остановками. В пути их не покидало тревожное чувство: время было неспокойное, послереволюционную Россию раздирала Гражданская война.

Тот переезд врезался в память Павла Тихонова, хотя он был совсем мальчонкой.

«Неподалеку от Абакана – у села Подсинее – мы встретились с отрядом казаков, которые потребовали, чтобы мужчины присоединились к ним, – вспоминает он. – Мужики не согласились, конечно, потому что у всех семьи, дети. Их наказали, казаки всыпали всем мужикам плетей: укладывали на телегу и хлестали. Мой отец в это время лошадей пас, и мать потихоньку отправила меня к нему сказать, чтобы не возвращался, пока казаки не уедут».

Не добившись согласия переселенцев, карательный отряд уехал, пригрозив на прощание: если поедете дальше и дорогой попадетесь нам, расстреляем.

Некоторые, испугавшись угрозы, повернули назад. Но несколько семей, в их числе и Тихоновы, продолжили путь в Урянхайский край. Некоторые поехали до самого села Туран, еще в 1885 году основанного русскими переселенцами, а часть алтатцев осела по дороге – в Усинском округе.

Андрей Федорович Тихонов с семейством неподалеку от нынешнего Усинска сделал временную остановку, подрядившись ходить за маралами богатой русской семьи: средств на пропитание у семьи не было, все ушло на переезд.

Затем Тихоновы переехали в местечко, которое русские переселенцы называли Шанактаровка, а тувинцы – Шанактар. Местечко это – в Пий-Хемском районе у нынешнего села Чкаловка, которое в то время называлось Ведерникова заимка.

В Шанактаровке в то время, по воспоминаниям Павла Андреевича, было семнадцать дворов. Школы не было, но именно здесь началось его образование: освоил азбуку и выучил цифры.

«В 1919 году, когда мы уже обосновались в Шанактаровке, в Кызыле, тогда еще Белоцарске, прошел бой партизанского отряда Петра Щетинкина с белогвардейцами. Белоцарск освободили. К нам по приказу Щетинкина приехал солдат, который собрал всех ребятишек в одном доме и стал учить грамоте. Пробыл этот солдат у нас не больше месяца, но я за это время все буквы и цифры успел выучить.

Все хорошо было в Шанактаровке, только и там хлеб не родился, и в 1923 году мы из Шанактаровки переехали в село Успенка, которое находится в нынешнем Тандинском районе. В Успенке как грамотный сразу пошел во второй класс, потом – в третий. И все, на этом образование закончилось, потому что отец сказал, что нужно работать».

Из трёхклассного бухгалтера – в шофёры

До 1930 года Тихоновы вели индивидуальное хозяйство. Когда же семья решилась вступить в колхоз, из семнадцатилетнего Павла Тихонова, как самого грамотного на тот момент в Успенке молодого человека, решили сделать бухгалтера.

«Я в бухгалтерии – ни в зуб ногой! – говорит Тихонов. – Не понимал в этом деле ничего. Меня из Успенки послали на курсы в Шагонар, я там два месяца проучился, но результатов хороших не получил. Бухгалтер, который нам преподавал – не учитель, методику не знал, учил с пятого на десятое. Но я все равно работал потом, вел колхозную бухгалтерию.

Только просуществовал этот колхоз недолго – развалился. Наша семья в него сдала лошадей, коров, телеги, сбрую, хомуты – все, что было. А возвратили после развала мало, просто разорили. Шел тогда 1933 год, было трудно, а у меня два младших брата было. Поэтому отец сказал: «Езжай в Кызыл, там, может быть, и устроишься куда».

Город встретил деревенского парня безработицей. Однако бухгалтер даже с тремя классами образования в то время был ценным кадром, так что Тихонов устроился счетоводом в «Совтувтранс» – предприятие, на базе которого располагается нынешнее АТП «Кызылское».

Здесь сбылась мечта Павла: окончив организованные на базе «Совтувтранса» курсы шоферов, получил водительские права и сменил работу: с тяготившей его должности счетовода ушел в шоферы. Работал водителем, потом – заведующим гаражом правительства Тувинской Народной Республики, затем – в советском полпредстве.

В Кызыле Павел женился, по тем временам, довольно поздно – в 25 лет. Татьяна Дунаева работала с ним в «Совтувтрансе», и, по словам смеющегося Павла Андреевича, первая начала за ним ухаживать:

«Облюбовала меня почему-то. Она была в отряде, занятом на строительстве гаражей, а я шофером был. У нее и конкурентка была – еще одна девушка мне симпатизировала. Ну, а Татьяна меня отбила. Младше меня на семь лет, легкомысленная сначала была, потом ничего, повзрослела. Компанейская, веселая, пела хорошо и фигурой удалась. Понравилась. Лето прогуляли с ней и осенью 1938 года поженились».

В Кызыле в 1938 году родился их первенец Валерий. Сыну было два года, когда началась Великая Отечественная война. Валера едва научился ходить, когда Тихонова призвали на фронт.

Хлеб ценой смерти товарищей

«Вместе со мной в феврале 1942 года из Кызыла многих забрали, – рассказывает Тихонов. – Увезли нас в Ачинск, где мы учились в школе младшего командирского состава. После окончания учебы отобрали бывших шоферов, меня в том числе, и отправили в город Горький: в танковую школу, учиться на танкистов. Но пока ехали, там уже набрали курс, поэтому нас сразу направили на фронт. Со мной на Ленинградский фронт поехали шесть земляков. Прибыли туда в августе 1942 года в составе 380 истребительного противотанкового полка, и нас распределили по частям».

На Ленинградском фронте Павел Тихонов стал водить «ЗИС-5», один из основных автомобилей Красной армии во время Великой Отечественной войны. Возил 76-милимметровую дивизионную противотанковую пушку. Был и водителем, и снаряды заряжающим подавал.

«Если никуда не ехали, то машину спрячу куда-нибудь в ложбинку или в лесок и – к пушке. Подавал снаряды, потому что постоянно не хватало людей, раненые и погибшие – каждый день, – рассказывает Павел Андреевич. – А стреляла та пушка так громко, что оглохнуть можно было».

Одно из воспоминаний, оставшихся у Павла Тихонова – ужасный голод, который преследовал их во время отчаянной обороны на Невской Дубровке – плацдарма на берегу Невы, который удерживали советские войска в ходе битвы за Ленинград. Ветерану вспоминаются 500 граммов хлеба – паек, который иногда увеличивался ценой смерти товарищей.

«Война – страшная вещь, – с горечью рассказывает Павел Андреевич. – Как бой, так очередные потери. А хлеб старшина уже на всех получил, поэтому выдавал его живым за погибших. А какой хлеб был – не такой, что сейчас едим, почти несъедобный, в муку добавляли всякую шелуху. И даже такого невкусного хлеба мы не ели досыта».

Страх, который преследовал в первые фронтовые дни, постепенно ослабевал: сказывались постоянная усталость и, как это ни странно, привычка. Стрельба продолжалась день и ночь, так что свист пуль и грохот сражения становились чем-то обыденным. «Видно, ко всему человек привыкает. Много народу кругом погибало, и сам не знаешь, живой ли будешь вечером», – философски рассуждает Павел Андреевич.

Рубашка, которая жизнь спасла

Один из случаев на войне особо запомнился Тихонову. После очередного боя на своем «ЗИС-5» он выехал за ранеными и погибшими бойцами своего 380 полка. Бой проходил недалеко от железной дороги, которая вела из Ленинграда в Москву.

Не доехав до места, Тихонов увидел двух раненых из другого полка – санитарку и капитана. В насыпь, у которой они лежали, угодил снаряд, и девушке, которая волокла раненого капитана с поля боя, перебило ноги.

«Санитарка умирала, спасти уже было нельзя – вспоминает Тихонов. – Я подбежал к капитану, увидел, что у него осколком пробита грудь. Воздух выходит, а капитан задыхается, никак не может вдохнуть из-за дыры в легком. Попытался перевязать его с помощью санпакета, который со мной был – куда там, кровь хлещет. Тогда рубаху нижнюю снял с себя, а она грязнущая, думаю, ну, если не заразится, то будет жить. Рану заткнул, смотрю: ему полегчало.

Не хотел его обратно на поле боя везти, в самое пекло, думаю, пусть здесь, где тихо, полежит. Говорю: обожди, своих с поля боя подберу, обратно поеду и увезу тебя в санбат. Он только кивнул, ничего не сказал. Поехал дальше, а когда обратно возвращался, капитана уже нет, кто-то забрал, даже и не знал тогда, кто».

Что произошло с капитаном после, Тихонов узнал только через 27 лет, когда на поезде дружбы проезжал через Ленинград. В местной газете он прочитал, что в городе, на Марсовом поле, будет проходить встреча бывших фронтовиков, и вечером, пока поезд стоял на вокзале, отправился туда.

«Приехал туда, рассказал про этот случай с рубашкой. Спрашиваю: может, кто знает участь того капитана. И тут вдруг сам тот капитан выходит из задних рядов. Поклонился мне, сколько, говорит, лет я тебя искал. Я, говорит, как сквозь сон видел, что кто-то мне перевязку делает. Без тебя бы пропал, а так вылечился. Правда, раньше здоровый был, а теперь худенький, дряхленький. Но живой. Говорит: хочешь, твою рубаху верну, ее мне в госпитале, где лечили, с собой отдали. Рассказывал, что отдал ее в какой-то музей, и она там находится. А я говорю: да зачем она мне».

Благодарный капитан звал своего спасителя погостить, жаждал познакомить со своей семьей. Но у Тихонова не было времени: поезде дружбы уходил из Ленинграда утром следующего дня. На такси он доехал до вокзала, по словам Павла Андреевича, он не знал город, за который воевал во время блокады и запросто мог бы заблудиться в Северной столице.

Подбитый танк

Тяжелых ранений во время боевых действий, в которых он участвовал в течение десяти месяцев, боец Тихонов счастливо избежал, но не ушел от контузии. Это было весной 1943 года.

«Немцы бросили на нас семнадцать танков, – рассказывает ветеран. – Наша пушка первым выстрелом повредила один танк: он продолжал ехать и целиться, но стрелять уже не мог. Мы бы его доконали, да орудие заклинило.

Пока возились с неисправностью, командир приказал мне взять гранаты противотанковые, бутылку с зажигательной смесью и идти на этот танк. Еле к нему подобрался: на башне сидели два немецких автоматчика и стреляли в меня, но не попали, танк же едет и трясется весь, не прицелишься. Бросил гранату, бутылку с зажигательной смесью, и танк загорелся. И пока в карбюраторе было горючее, он все горел и продолжал ехать прямо на нашу батарею.

Доехал, смял наше орудие и перевернулся – лег набок. Танкисты немецкие из нижнего люка выскочили, оба горят, давай по снегу кататься. А мне командир приказал: следи за ними, попробуют сбежать – сразу стреляй в них из автомата».

В это же время в место, где Тихонов стоял с командиром, влетел снаряд – ударила фашистская батарея. Снаряд глубоко ушел в болотистую почву и разорвался уже под землей. Взлетел фонтан из грязи, ударной волной Тихонова откинуло метров на пять. Накрыла контузия.

Пришел в себя в полуторке, которая везла его и других раненых в Александро-Невскую лавру, в сортировочный госпиталь. Полностью в сознание Тихонов пришел только на третий день, когда лежал на койке уже отмытый от болотной грязи. Контуженный боец не мог говорить и ничего не слышал.

В госпитале он не задержался: немного подлечив, его отправили в так называемый выздоравливающий батальон, здесь же, в Ленинграде. Сюда за ним и другими бойцами пришел покупатель.

«Покупателем назывался человек, который должен был набрать несколько бойцов для какой-то военной части, – объясняет Тихонов. – Он взял меня и еще нескольких шоферов в десятый учебный автополк в Ленинграде, в котором молодежь учили водительскому делу. Хотели, чтобы я обучал молодых практике вождения. Но пришел приказ перебазировать этот полк из Ленинграда на Кавказ, в город Орджоникидзе, нынешний Владикавказ».

В составе этого автополка Тихонов ездил в Иран, оттуда на территорию Советского Союза перегоняли для фронта машины, поставляемые из США – грузовики и легковушки: «Форды», «Студебеккеры», «Виллисы».

Депортация народов: замёрзший ребёнок

Военные годы Павла Тихонова включают в себя и особый период: конец 1943 – начало 1944 года, когда он был невольным исполнителем сталинской депортации народов Кавказа и Калмыкии. Воспоминания об этом мучили его долгие годы.

«Сколько народа тогда безвинно пострадало, – горько вспоминает ветеран. – Заставили нас выселять людей с Кавказа, из Калмыкии. Мы их на машинах до железнодорожных станций довозили, оттуда людей депортировали дальше – в Сибирь, в Казахстан. Почему, зачем, в чем провинились? Наше дело тогда было выполнять приказ, не задавая вопросов».

Равнодушным исполнителем приказа быть не получилось. В Калмыкии Тихонов жил на квартире еще с двумя водителями, их соседкой была калмычка – артистка. Имя ее Павел Андреевич уже запамятовал, но, хорошо помнит, как чудесно их соседка пела вечерами под гитару и рассказывала новым соседям о муже, которой воевал на фронте.

Тихонов и его товарищи знали, что артистку собираются выселять – насильно, как и других представителей ее народа, и, жалея жену фронтовика, сочувственно переговаривались о том, что ей предстоит. Сказать ей об этом они не имели права, да и опасно было сказать. В конце концов, Тихонов не сдержался:

«Насмелился и сказал ей: немедленно уезжай отсюда, иначе тебя ждет депортация. Она сразу уехала в Краснодар. Всех остальных ее соседей, тоже калмыков, вскоре выслали.

Это была настоящая трагедия народа, ужас. Помню, всех жителей какого-то калмыцкого поселка погрузили на машины и повезли на железнодорожную станцию. Зима, холодно, а людей посадили в грузовики с открытым верхом, по несколько семей в грузовик: женщины, дети, старики.

Я вел один из грузовиков и по дороге заметил, что с идущей впереди машины что-то полетело в сторону. Затормозил, вышли и увидели, что это мертвый ребенок: замерз насмерть, пока ехали, мороз ведь стоял».

Возвращение

В1944 году двадцать машин с шоферами переправили с Кавказа в Москву. В столице Тихонова с товарищами определили на автобазу НКВД, которая нуждалась в водителях. Шофер Тихонов возил стройматериалы, конвои с пленными немцами.

В Москве он встретил победный 1945 год. Началась всеобщая демобилизация, но водителей из НКВД отпускать не спешили. Тихонов, который рвался домой, решил написать письмо в ЦК партии.

«Из ЦК начали НКВД шевелить: почему водителей не распускаете? Только после этого удалось вырваться, – говорит Павел Андреевич. – Потаскали меня по разбирательствам, конечно. Как это так, все в Москве стремятся остаться, а ты не хочешь? Говорю: непривычный я к вашим условиям, я – из Тувы, мне интересно там, а ваши концерты мне не нужны. Хотите оставить в Москве – дайте квартиру, а то жить негде. Они мне: откуда мы тебе квартиру возьмем? В общем, отпустили. Уехал в Туву в декабре 1945 года, остальные только на следующий год домой отправились».

Добравшись до Кызыла, Павел Андреевич не нашел в своей квартире в доме на улице Красных партизан ни жены Татьяны Трофимовны, ни сына Валеры. С удивлением обнаружил он там семью товарища, с которым до войны работал в советском полпредстве. Как оказалось, после вхождения в октябре 1944 года Тувинской Народной Республики в состав Советского Союза полпредство было ликвидировано, а Татьяну Трофимовну попросили из казенного жилища, и она с сыном переехала к родителям.

«Не захотел я друга наказать, – рассказывает Тихонов. – Жалко его было, хотя имел полное право требовать квартиру обратно. Как человека выгнать, плохо ему будет. Ушел к семье, стали все вместе жить у тестя с тещей. Мне в городе дали участок, я для стройки лес нарубил, на второй год после возвращения построили свой дом на улице Красноармейской. Сам строить не умел, меня тесть учил. Когда на месте наших избушек стали многоэтажки строить, нам дали квартиру в благоустроенном доме. Вот такая лавочка».

Только после прихода домой с фронта Павел Тихонов узнал о том, что на фронте в 1943 году погиб его младший брат Федор. Брат Андрей вернулся с войны инвалидом, без одной ноги.

В 1946 году у Павла Андреевича с Татьяной Трофимовной родился еще один сын – Саша, в 1953 году появилась на свет дочь Надя. После смерти Татьяны Трофимовны Надежда и ее муж Анатолий позвали Павла Андреевича к себе, две квартиры обменяли на общую – на улице Калинина. Там Павел Тихонов и живет с 1985 года.

Вернувшись после войны домой, Павел Тихонов пытался снова устроиться в «Совтувтранс», но машин там не хватало на пришедших с фронта шоферов. Фронтовик устроился на почту и четырнадцать лет водил машины с письмами и посылками по районам.

Когда от работы у него стали болеть руки, перешел в спецсвязь – в течение тринадцати лет сопровождал отправляемую на самолетах секретную почту. Именно эта работа, по его словам, привела к нынешней глухоте:

«Я и так плохо слышал после контузии, а тут еще добавилось. На «кукурузнике», самолете АН-2, летал через день. Мотор очень шумный, уши закладывало, а лететь приходилось долго. До Монгун-Тайгинского района – два часа пятнадцать минут, там десять минут передышки и обратно снова два часа пятнадцать минут. Из-за самолетного шума почти окончательно и испортился слух».

В 1973 году Павел Андреевич ушел на пенсию, но продолжал работать: охранником в банке, потом кочегаром. Это период его жизни протекал более спокойно, чем предыдущие.

Пересолить да выхлебать

Именно в спокойствии столетний Павел Тихонов видит главный секрет долголетия.

«Родители мои – и отец, и мать – дожили до восьмидесяти двух лет. По тем временам, да и сейчас, конечно, все равно – долгожители. Думаю, многое зависит от характера. Спокойнее надо реагировать на жизненные явления. Я редко когда могу осердиться. Всегда был спокойным, и до войны тоже, а после нее стал и вовсе по-другому на жизнь смотреть: перестал замечать каверзы судьбы».

По словам Павла Андреевича, важно был и то, что он никогда не злоупотреблял спиртным: «Если бы водкой увлекался, давно бы на свете не было».

Сегодняшняя жизнь ветерана – спокойные будни в квартире с дочерью Надеждой.

Утром Павел Андреевич встает и сам убирает свою постель. Пока мог, сам наводил порядок и в своей комнате. До девяноста девяти лет он при поддержке дочери спускался со второго этажа и, не спеша, прогуливался по двору.

Сегодня стало совсем трудно передвигаться – замучила одышка, и он сидит дома, изредка выходит на балкон. Но столетний ветеран не желает терять активности. Пока Надежда Павловна, лаборант-биохимик в поликлинике МВД, на работе, Павел Андреевич отвечает дома на звонки. А вечером рассказывает дочери, кто звонил: брат Валера из Новосибирска, или внуки Олег, Юлия, Ирина, Лена. Есть у фронтовика и двое правнуков: Олег и Давид.

Зрение столетнего ветерана давно подвело, не спасают даже очки, но своей привычки читать свежую прессу он не оставляет даже сейчас. Вооружившись в придачу к очкам и лупой, терпеливо просматривает газеты и даже подчеркивает в любимых изданиях интересные места, чтобы показать Наде.

В его комнате – инструменты, которыми ветеран раньше с увлечением ремонтировал все, что ломалось – от автомобиля до швейной машинки. Дочь Надежда, прибирая в комнате отца, не трогает инструменты и различные запчасти, которые Павел Андреевич бережно хранит – вдруг пригодится.

Многое в его столетней жизни могло бы пройти по-другому, если бы он захотел. Павел Андреевич вспоминает, что в госпитале после контузии ему неправильно вписали в документы звание – записали рядовым, хотя он после окончания школы младшего комсостава в Ачинске был старшим сержантом. Выздоровев, Тихонов так и не стал требовать возвращения положенного ему по праву звания. Он мог остаться в Москве, мог после прихода с фронта требовать положенных ему привилегий.

«Наверное, мало кто на моем месте отказался бы от квартиры, когда домой после войны вернулся, – говорит Павел Андреевич. – Был бы я нормальный человек, не отступился бы, а другу все равно дали бы другую квартиру. А я не настоял, решил: пересолю да выхлебаю».

Всю жизнь Павел Тихонов придерживался принципа – пусть все идет, как идет, не требуя большего, чем ему давала судьба, и никому не завидуя. Возможно, в этом спокойном философском отношении к происходящему и есть секрет его долгой жизни.