|
 В 40 километрах западнее Кызыла есть гора Боом. У ее подножья находится чабанская стоянка Михаила Хевековича Сарыглара. Хозяйство у него немаленькое: 280 голов овечек с ягнятами, 70 коровушек с телятами, 3 коня и 3 собаки: Хартыга, Адыг и Хоптак-Кара. Владелец этого беспокойного стада человек уже в возрасте – осенью соберет детей, внучат и друзей на семидесятилетний юбилей, но молод душой и легок на подъем. А иначе бы в одиночку не управился.
ДВЕ МАТЕРИ, ДВА ИМЕНИ И ОДНА СУДЬБА
Его судьба мало чем отличается от судеб тех, кто в шестидесятые годы прошлого столетия принял у старшего поколения эстафету строительства коммунизма. Служа верно всю жизнь партии, он в то же время в самом прямом смысле не дал зарасти кочевым тропам своих предков и продолжил их путь в сегодня.
Когда-то у него было имя Кошкен-оол – мальчик, который кочует. Назвали со смыслом – он родился во время осеннего кочевья. Тогда, чтобы срочно доставить женщину со схватками в Кызыл-Мажалыкскую больницу, выпилили четыре круга из бревна вместо колес, впрягли в телегу трех лошадей, – одной было не осилить, и повезли в больницу.
Он любит рассказывать эту историю, с которой началась его жизнь. В этих воспоминаниях время возвращается, и оживают люди, давно ушедшие «за красной солью», но теплота и нежность к ним согревают его и поныне.
– Я старший сын в семье, – вспоминает Михаил Хевекович. – Двое детей до меня умерли в младенчестве. По тувинскому обычаю, чтобы «удержать в семье ребенка» – уруг доктаадып алыр, родители взяли приемную дочь. Чтобы обмануть духов, меня растили в чужой юрте. Мама ходила туда только покормить. Так что у меня две мамы: одна – родила, другая – вырастила в своей юрте.
Когда в 1947 году оформляли документы, в свидетельстве о рождении его записали под именем Мишка, даже не Михаил. Вдобавок изменили дату рождения на 9 мая. Но он отмечает свой день рождения не в День Победы, а осенью. Имя на Михаил поменял уже взрослым.
– Первым именем Кошкен-оол меня больше никто не зовет, – говорит Михаил Хевекович. – Но оно мне дорого как память о родителях, которые с любовью назвали меня в знак того, что я – сын кочевья.
ВЫГОВОР ЗА ЛЮБОВЬ К БАРАНАМ
Он рано осиротел – отца не стало в 27 лет, и мама троих детей поднимала одна. С детства был привычен к аратскому труду: родители держали свое хозяйство, потом помогал дяде на его стоянке. Привычный с детства мир кочевья не захотел оставить даже на оседлой службе у государства – у него была мечта продолжить дело отца, настоящего арата. Да и девушка, с которой он связал свою судьбу, тоже была из чабанской семьи.
– Видя наше старание, родственники выделили немного скота, – вспоминает Михаил Хевекович. – Он и положил начало собственному хозяйству, что не поощрялось коммунистической партией. Получал за чабанство суровые взыскания, но продолжал после работы ездить в свой аал, смотреть за скотом. Многие сдали личный скот государству, а у нас было пятьдесят овечек, пять-шесть коров. Супруга Сесенмаа работала в Тээлинском комбинате жилищно-коммунального хозяйства. Однажды сказала: «Я свое отработала, буду теперь в аале своей живностью заниматься, тебя ждать». Она еще со школы была решительной и энергичной.
МАЛЕНЬКИЙ СОЛДАТ БОЛЬШОЙ ПАРТИИ
У Михаила Хевековича в жизни все складывалось как-то само собой. Учился в школе села Аксы-Барлык. После 8 класса продолжил учебу в Кызылской школе №2 в одном классе с будущим президентом республики Шериг-оолом Ооржаком. Через два месяца ученик принял мужское решение: «Пусть сначала сестренка получит образование и встанет на ноги – мне успеется». Вернулся домой, окончил 10 классов, никуда не поступал, жил с мамой, помогал ей топить в школьной кочегарке печь. Осенью в школе появился учитель Седен-оол Хургулекович Ондар. Только что из армии.
– Мама по собственному почину помогала неженатым учителям, готовила еду, жалела, – говорит Михаил Хевекович. – Новый учитель маму очень полюбил, стал для нас старшим братом. Когда его назначили директором Барлыкской школы, взял на работу в школу: «Я брата младшего в люди выведу, угбай». Работа моя заключалась в том, что русский учитель объяснял тему, а я переводил на тувинский.
Михаил Хевекович кем только не работал: заведовал сельским клубом, бухгалтером – вместо ушедшего в отпуск специалиста, секретарем сумонного совета, учился в Кызылской совпартшколе, затем был назначен на должность секретаря Барун-Хемчикского райисполкома, окончил высшую партийную школу в Новосибирске, где помимо тонкостей экономики и политики учили даже готовить. В 1971 году его направили на должность начальника госконтроля Бай-Тайгинского района. На пенсию в 1998 году ушел с должности зампредседателя райадминистрации Бай-Тайги по социальной политике.
– В разных местах пришлось работать, – вспоминает то время Михаил Хевекович. – Вызывали, говорили, что это задание партии, и отправляли на новое место и точка. А что тебе, солдату партии, оставалось? Только подчиняться приказам.
И РАДОСТЬ, И ГОРЕ
Вырастили с супругой пятерых детей. И как в жизни каждого бывает, видели радость и счастье, но и горе не обошло семью стороной. Единственный сын погиб с женой на аржаане Чойган.
– Мы как предчувствовали – не отпускали: «Ты же здоровый, сынок, зачем тебе на аржаан?» – вздыхает Михаил Хевекович. – А он не послушался, с друзьями поехал отдыхать. Невестке там стало плохо – отравилась сероводородом, сын, спасая ее, тоже погиб. Мать не пережила этого горя. У нее и так давление было высокое. Молча переживала она про себя, подоила коров вечером, легла спать, а утром не добудились. Очень горько. С тех пор семь лет прошло. С ее уходом я понял: самый главный человек в хозяйстве – это женщина. Мужчина только пасет скот, ходит за ним и ладно. А хозяйка пестует молодняк, лечит заболевших животных, душу вкладывает, как может только женщина. После смерти хозяйки скот заметно поубавился, и зимняя кошара сгорела. Беда одна не приходит.
Если бы не помощь детей, одному Михаилу Хевековичу трудно было бы справиться. Все дочки живут в городе, работают, у всех свои семьи, дети, но отцу помогают, помощников находят, продукты привозят. Когда в прошлом году Михаил Хевекович упал с лошади и сломал ногу, решил: «Все! Хватит. Надо продавать скот. Да и зимовать негде – зимняя кошара ведь сгорела». Приехала дочка в больницу и говорит:
– Мои избиратели в Бай-Тайге на встречах все о тебе спрашивают: «Как отец, как он чабанит, продолжает ли дело предков?» Если мы сейчас весь скот распродадим, что люди скажут? Отец ногу сломал, а дети весь его скот под нож пустили, потому что сами ничего не умеют делать?
Так что решили на семейном совете строить новую зимнюю стоянку и сохранить скот. Сказали – сделали. В ноябре построили. И зима в этом году была очень подходящая для скота, теплая.
КОЧЕВОЙ ТРОПОЙ ПРЕДКОВ
Как-то получается, что имя свое – Кошкен-оол – Михаил Хевекович оправдывает делами. В конце девяностых годов решили поближе к детям перекочевать. Трудно в гости ездить, общаться, помогать, когда больше 300 км разделяют. Дети предложили сразу перебираться в Кызыл. Отец отказался: «Меня мои земляки-барумцы уже позабыли. Как уехал в 27 лет в Бай-Тайгу, так только наездами там и бывал. Хочу пожить у себя на родине какое-то время, чтобы племянники меня знали, земляки вспомнили». Обещанные два года растянулись на шесть лет. Утолил Михаил Хевекович свою тоску по родным местам и только потом двинулся в путь.
Переезд из Барун-Хемчика в окрестности Кызыла стал отдельной песней.
– В мае 2004 года мы начали перекочевку из Барун-Хемчика, – с удовольствием рассказывает Михаил Хевекович. – В пути провели восемь дней. Решили гнать скот по земле не из желания возродить старинный обычай, выгоду смотрели. Тогда у нас овечек было 500 голов, коров 50–60. Посчитали – в один КамАЗ войдет только 70–80 овечек – невыгодно. Всем участникам переезда было интересно. Со стороны посмотреть – самый настоящий аал со всем скотом перекочевывает, кто на лошадях, кто пешком за стадом идут, есть и сопровождающие машины. Шли вдоль трассы Барун-Хемчик – Кызыл. Люди из машин выходили и вслед смотрели. Сегодня такое только разве что в Монголии увидишь.
Делали остановки в заранее определенных местах. И время в пути тоже было рассчитано. Например, ночевка у реки Шеми, а как пройдем Чадан – у шахты остановимся и т.д. Трудно было с телятами. В машину погрузишь, едешь потихонечку, а коровы с ревом бросаются к машине с их детками. Поэтому первым делом загружали телят и отправляли в условленное место вперед. Там их выгружали, целый день пасли, разводили огонь и ждали остальных.
ЗА ПАСТБИЩЕ ПОД СОЛНЦЕМ
Сейчас зимняя стоянка чабана находится у горы Боом в местечке Кадыр-Орук. Летняя стоянка тоже недалеко в степи. Самое глав- ное – там есть колодец. Хотел Михаил Хевекович у реки обосноваться, но эти места оказались заняты его же земляками, переехавшими туда раньше.
Сейчас из западных районов Тувы поближе к Кызылу переселяются многие. Опять же ближе к детям, служба или бизнес которых связана с Кызылом. Местное население на новичков-переселенцев реагирует нормально, относится к ним лояльно. Чего не скажешь о земляках, приехавших раньше тебя. Об этом с мягкой иронией говорит Михаил Хевекович:
– Перед переездом я с зятьями разведывал обстановку в Пий-Хеме на предмет того, где можно обосноваться, чтобы познакомиться с тамошними чабанами, посоветоваться. Приняли хорошо, проявили гостеприимство. Как договорились, приехал через год, а меня не признают, мол, слишком много у тебя скота, самим пастбищ не хватает.
Сесерлигцам не понравилось, что чужие на их землях хотят селиться. Пришлось Михаилу Хевековичу у горы Боом остановиться. Сукпакцы оказались радушнее, там он и прописался, и обосновался. Только хороших соседей не хватает.
– А зачем вам соседи? Теперь уже вы можете скупиться, свои земли от новоприбывших защищать.
– Нет, конечно. Земля тут богатая, пастбищ на всех хватит. Правда, есть один старик, который жалуется: «Почему твой скот вдоль реки землю вытаптывает? Из-за него трава перестала расти». Сначала мы дружили как два земляка, а теперь видите, какой он стал. Был в Каа-Хемском кожууне. Ездил в село Суг-Бажы, поговорил с барумцами, ранее переехавшими туда. Говорят: «Конечно, можешь переехать сюда, народ местный хороший, за чужаков не считает. Мы с вами тоже не чужие, акым, но давайте не будем становиться врагами». Не хватает им пастбищ, понимаете. Так что найти свое место очень трудно. Разговаривал со многими, как я, переселенцами, они тоже пока не обосновались, год-два кочевали, где только могли.
НА КОМ ДЕРЖИТСЯ ЖИВОТНОВОДСТВО?
У Михаила Хевековича есть помощники. Если раньше чабану помогали члены семьи, родственники, сегодня большей частью это работники по найму.
– Все меньше тех, кто в скотине толк знает, – сетует старый чабан. – Моих ровесников, которые среди скота выросли и знают толк в чабанском деле, совсем уж не осталось.
Трудно найти хороших работников. Даже среди детей немногие остались верны делу предков.
– А может не мучиться, распродать весь скот и жить спокойно?
– Такие мысли тоже приходят. Дети жить к себе зовут. Я у них больше двух дней не выдерживаю. Приедешь по делам, они еду приготовят, включат телевизор, уходят на работу. Телевизор посмотришь, газету почитаешь, на улице погуляешь – скукота страшная... В городе время тянется бесконечно. А на стоянке дел всех не успеешь переделать, как вечер подкрался. И чувствуешь – день прошел не зря. И в жизни от тебя еще есть толк.
|
|
Общество 
