 «Ты – озеро света, прекрасный Азас!» – так писал Леонид Борандаевич Чадамба о горной чаше, из которой черпал поэтическое вдохновение. Он и сам был таким, как озеро его родных тоджинских мест – из света и радости.
Литературные критики называют его основоположником тувинской детской литературы, а ребятишки, с которыми он состоял в переписке и бережно хранил их трогательные письма, считали улыбчивого доброго писателя своим другом.
Сын охотника Борандая
Леонидом Борандаевичем Чадамба он стал только после 11 октября 1944 года – даты вхождения Тувинской Народной Республики в состав СССР. А первоначально фамилия Чадамба была именем, данным ламами мальчику при рождении. Чадамба – это название буддийской сутры-молитвы.
Родился Чадамба на территории нынешнего Тоджинского района в местечке Хон-Шол на берегу таёжной речушки Аспанныг, названной так за свой резвый нрав, ведь в переводе с тувинского аспан – кобылка.
Год рождения – 1918, а по лунному календарю, которого придерживались в то время коренные жители Урянхайского края, конец белого месяца года Лошади. Точной даты рождения никто не знал, и Чадамба сам выбрал её подростком при вступлении в Революционный союз молодежи – 18 марта, День Парижской коммуны.
 Матери своей мальчик не помнил, она умерла, когда ему было три года, а сестрёнке Шыппылдай, впоследствии взявшей имя Галина, годик. Овдовев, его отец – охотник Борандай, тоскуя о жене, сначала воспитывал детей один, а затем женился на красавице Чоодуме, дочери последнего тоджинского нойона Тонгута, у которой уже были две дочки – Санчатмаа и Кунаа.
Отец девочек, а он был из каа-хемских тувинцев, однажды ушёл и больше не вернулся. В семье считали, что он просто сбежал, не желая связывать свою дальнейшую судьбу с дочерью нойона, ведь жизнь в Туве кардинально менялась на революционный лад.
Женившись на Чоодуме, Борандай стал отцом уже четырёх детей, а в 1926 году у них родился сын Мыяйлык, в 1928 году – дочь Аранмаа, впоследствии ставшая Зоей. Однако и это семейное счастье длилось недолго. Вскоре после рождения дочки Борандай, как обычно, отправился на охоту, а из тайги в родной аал лошадь вернулась с мертвым всадником в седле. Удивительное животное – умное и преданное – осторожно довезло тело до юрты, как будто понимая, что должно выполнить свой последний долг перед хозяином.
Вероятно, Борандай умер от сердечного приступа. У его сына Чадамбы тоже было больное сердце: он, как и отец, умер от инфаркта – в 69 лет.
Сын Борандая, лишившийся отца в десятилетнем возрасте, успел освоить многие таёжные премудрости, которым с малолетства обучал его отец. «Отец был хорошим охотником, он редко возвращался с пустыми руками, – вспоминал уже в зрелые годы Чадамба. – Он и меня готовил в охотники, брал с собой в тайгу и часто говорил: «Если хочешь стать хорошим охотником, не бойся трудностей, ничего не бойся». Во время короткого лета, когда местные охотники промышляли рыболовством, отец часто брал меня с собой на рыбалку. В памяти остались тёмные ночи у костра, широкая гладь Енисея, песни и сказки отца, его охотничьи рассказы».
Дядюшка Лис и дядя Комисс
Вскоре вслед за Борандаем ушла и его вторая супруга Чоодумаа, а сирот, как это исконно принято у тувинцев, разобрали по своим юртам родственники.
Чадамба выбрал юрту дяди Сандыкчапа, которого все звали Дилги-акый – Дядюшка Лис. Тувинцы в те времена, чтобы не сглазить и уберечь от злых духов, старались не называть человека по имени, а давали характерные прозвища. Юрта добрейшего дядюшки и его жены, которая была родной сестрой мачехи мальчика, была полна ребятишек: и своих, и приёмных. Чадамба, которому, как старшему из осиротевших детей, предложили выбрать, в чьей юрте поселиться, решил жить с ними, так как в этой большой семье было много мальчиков – товарищей для игр.
 Сестра матери – тётя Мидекчеп – взяла к себе его сестёр – Галю и Зою. Тетя Мидекчеп была очень энергичной, темпераментной женщиной, умелой хозяйкой. Её муж Данзын Кол неплохо умел говорить по-русски. Однажды за свою грамотность он был избран членом какой-то комиссии, после чего земляки уважительно прозвали его Комисс.
Зоя вспоминает: юрта Комисса стояла на пути из столицы – Кызыла в село Тоора-Хем, и в ней часто гостили путники разных национальностей, направлявшиеся в ту или иную сторону. А когда сам Комисс с семейством отправлялся на праздник животноводов Наадым в сёла Салдам или Тоора-Хем – на другой берег Большого Енисея, он громко кричал: «Лодка, лодка!», и его русские знакомые, услышав этот зов, приплывали на лодке и перевозили всех через реку.
Побег из хурээ
Жили родственники неподалеку друг от друга – в аале Талым, в трёх километрах от которого находилось Эн-Сугское хурээ, где окрестные мальчики получали духовное образование. В этом буддийском храме довелось учить молитвы и девятилетнему Чадамбе, но недолго.
В своих воспоминаниях он так объясняет причину этого: «Однажды один мальчик опоздал на службу, но незаметно проскочить на своё место ему не удалось, стоящий у двери старший лама стал в наказание бить его. О, как я испугался! Надо бежать из этого страшного места, и как можно быстрее. Когда ламы в очередной раз углубились в молитвы под гром ритуальных литавр и колокольчиков, я незаметно выскользнул за дверь и бросился прочь. Мне всё чудилось, что за мной гонится грозный лама, и бежал я со всех ног. Ах, как хорошо дома: родные и друзья-мальчишки, силки и капканы, которые опять можно ставить и ловить в них зайцев».
 Однако стать охотником сыну Борандая не пришлось: после смерти отца мальчик пошёл по другому пути. «Ты – сирота, а сироте надо обязательно получить знания. Внизу, в Чекпелиге, есть школа, иди учиться туда», – сказала проницательная тётя Мидекчеп, которая вместе с дядей Комиссом опекала осиротевшего племянника.
Дядю Комисса – Данзына Кола – выросшие племянник и племянницы считали своим вторым отцом и дедушкой своих детей. Он часто навещал Леонида и Зою в Кызыле, а Галину – в Туране, где они жили со своими семьями. Его всегда с радостью встречали, старались вкусно угостить, а он отнекивался, говорил, что стареет, поэтому совсем мало ест, а потом, к радости племянников, сметал всё за милую душу.
Зоя Борандаевна вспоминает, что до преклонного возраста дядя сохранял отличные зубы и крепкое здоровье. И если у кого-то из них вдруг начинал ныть зуб или болеть голова, всерьёз сердился: «Почему у меня ничего не болит? И у вас не должно. Чтобы вы выросли здоровыми, я вас кормил свежим мясом косули и свежей рыбой. Так что не жалуйтесь».
Так, без жалоб и болезней, Данзын Кол и ушёл из жизни. Прекрасный знаток тоджинских мест, он часто был проводником геологических партий. В начале шестидесятых годов, сопровождая в тайге геологов, он просто присел на минуту и умер.
Чекпелиг, куда тётя Мидекчеп и дядя Комисс отправили племянника учиться, в переводе с тувинского – место, заросшее грибами-трутовиками, так называли местные жители село Тоора-Хем. Грамота, которой обучал там в импровизированной школе человек по имени Донгурак, была монгольской, и Чадамба вместе с ещё пятнадцатью учениками – сыновьями лам и шаманов – зубрил её в течение трёх месяцев, но так и не освоил до конца – снова вернулся в родной аал.
Первый учитель
Настоящий, и уже безостановочный, путь к знаниям начался зимой 1929 года, когда ещё один его дядя – Лопсан Ходугбан – оторвал одиннадцатилетнего мальчика от очередного силка, в который попался заяц, и повёз его на коне в Тоора-Хем, где открылась настоящая школа первой ступени – начальная.
В Тоора-Хеме у порога школы дядя дал мальчику пять медных монет – невиданные для ребёнка деньги: «Покупай себе сахар и учись хорошо». И повернул коня назад.
Об этом переломном событии в жизни, определившем всю его дальнейшую судьбу, уже ставший признанным тувинским писателем  Леонид Чадамба вспоминал так:
«Я долго смотрел дяде вслед, мысленно прощался со своим аалом, друзьями, лесом, капканами, силками, зайцами. Но тут ученики представили меня учителю, сказав, что прибыл новенький. В первый раз я услышал русское слово учитель, в первый раз увидел человека, которого так называют. Это был мой первый учитель – Алексей Степанович Спирин. От него я впервые услышал слова книга, тетрадь, карандаш, столовая, пионер, Ленин, Москва, СССР. Как, оказывается, велик мир, и сколько в нём интересного и неведомого».
Первый педагог учил первых тоджинских учеников – 25 мальчиков – узнавать русские буквы, складывать их в слова, читать и писать. Давал им начальные знания по арифметике, географии, а ещё – личной гигиене. Для мальчика, поражённого тем, как много знает этот человек, он стал идеалом, к которому надо стремиться. Образ своего первого педагога он запечатлел в написанном в 1945 году стихотворении «Учитель». Вот оно в переводе Светланы Козловой:
Час ночи. Всё кругом темно.
Часы тихонечко стучат.
Но светится одно окно.
Да кто же там не спит сейчас?
Сидит учитель за столом,
Тетрадки проверяет он,
И, словно днём, со всех сторон
Учениками окружён.
Вот он ставит им пятёрки,
Вот он ставит им четвёрки –
Улыбается, смотри!
А придётся ставить тройки,
Доведётся ставить двойки –
Почернеет всё внутри.
Я все науки изучу,
Узнаю всё, учтите!
Я тоже стать таким хочу,
Как славный мой учитель.
Двенадцатилетний башкы
Летом 1930 года Алексей Степанович Спирин повёз Чадамбу и четырёх его товарищей, как отличников учёбы, в Кызыл для продолжения образования. Добирались через тайгу на лошадях. В городе мальчики пробыли шесть дней, а потом на пароходе «Литвинов» поплыли вниз по Енисею – в пионерский лагерь возле Шагаан-Арыга, нынешнего города Шагонара.
В своих воспоминаниях Леонид Борандаевич Чадамба сохранил имена вожатых того первого пионерского лагеря – Алексей, Балган, а ещё – Шура Тока.
Шура, Александра Георгиевна Тока, в девичестве – Алёхина, в конце 1929 года вместе с новорождённым сыном Валентином приехала из Москвы в Кызыл – вслед за мужем – и сразу же, будучи одной из первых пионерок страны, включилась в создание в Тувинской Народной Республике движения юных ленинцев.
Мужа её Салчака Току, в то время секретаря ЦК Тувинской народно-революционной партии и одновременно – министра культуры Тувинской Народной Республики, Чадамба тоже впервые увидел в этом пионерском лагере, где они не просто отдыхали, а учились.
В своих воспоминаниях Леонид Борандаевич Чадамба особо обращает внимание на то, что 1930 год был годом рождения тувинской письменности и приводит пламенную речь, с которой Тока выступил перед пионерами:
«Наша Тува, весь её простой народ на протяжении многих столетий не имел своей письменности, отчего пребывал в темноте. Советское правительство создало тувинскую письменность. У нас открылись глаза. Вместе с письменностью в Туве начинается бурная культурная революция. Освоив новую письменность, вы приступите к обучению своих друзей, простых аратов. Вы станете для них учителями».
И двенадцатилетний мальчик, окончивший только один класс начальной школы, действительно становится учителем:
«Следуя призыву Токи, мы в самом деле стали обучать аратов, живших неподалеку от лагеря. И они, старшие, называли нас башкы – учитель. Когда к тебе обращаются со словом башкы, нет более восхитительного чувства. Я испытал его, будучи мальчиком-пионером. Это чувство не покидает меня, взрослого человека, и поныне. Учитель – это слово по значимости в жизни человека можно сравнить разве что со словом мама».
Его преподавательская деятельность продолжается и в последующие годы обучения в Кызыле, где он оканчивает начальную школу, а затем – педагогический техникум. Во время каникул Чадамба преподаёт в летних школах в своём родном Тоджинском районе, сначала в местечках Талым, Толбул, а затем – в отдалённом Одугене, где жили оленеводы.
Впечатления от тех дней впоследствии вылились в строки стихотворения «Чудо на Одугене», которое так же перевела Светлана Козлова:
На Одугене, в тайге Кош-Пош,
Был у меня ученик хорош.
Старый оленный пастух Бараан Чол
Благословение мне прочел:
– Письменность – чудо, солнца восход!
Звёздами букв запестрел небосвод.
Стар я, а всё же от букварей
Стал я моложе, стал я бодрей…
Впору запеть! В стихах воспоёшь
Чудо в далёкой тайге Кош-Пош,
Благословение старика –
Давнего, первого ученика.
Помощник Пальмбаха
Открывшийся в 1932 году Кызылский педагогический техникум сыграл большую роль в становлении тувинской интеллигенции. По воспоминаниям Чадамбы, преподавателями в нём были специалисты из Советского Союза, а также земляки, окончившие вузы в Москве и Ленинграде: Монгуш Допчунович Биче-оол, Оюн Араптанович Толгар-оол, Зоя Даниловна Сапогова.
Называет он и имена друзей-сокурсников, учившихся на двух отделениях, русском и тувинском: Игорь Эргил-оол, Валентина Ошарова, Буян Монгуш, Виктор Пуговкин, Груша Конгарова, Тарас Дары-Сюрун, Мария Манзырыкчы, Вера Ладонова.
Поэт Юрий Кюнзегеш, земляк и младший друг Чадамбы, так рассказывал об этом периоде:
«Мне памятна статья в газете «Реванэ шыны» – «Правда Союза революционной молодёжи» – о показательном уроке выпускника педтехникума Чадамбы, получившем высшую оценку профессора Александра Адольфовича Пальмбаха. В статье говорилось о победе Чадамбы в состязании по скорописи, были тогда такие состязания, причём он не допустил ни единой орфографической ошибки. Рассказывалось и о его работе вожатым в пионерском лагере: он охотно играл в лапту и волейбол со своими воспитанниками, ходил с ними в туристические походы, обучал ребятишек плаванию и игре на балалайке, гитаре».
3 июня 1937 года – первый выпуск тувинской группы педагогического техникума. Дипломы получают Саая Дары-Сюрун, Салчак Манзыракчы, Маады Маскыр, Ооржак Биче-оол, Салчак Чамды, Оюн Санчат, Оюн Сангы-Бадыраа, Оюн Эргил-оол, Таисия Тутатчикова, Буян Монгуш и Леонид Чадамба.
Став дипломированным педагогом, Чадамба преподаёт тувинский язык в Кызыльском учебном комбинате, ныне это школа № 2, затем год работает учителем в начальной школе села Кара-Хаак.
А с 1940 года начинается его тесное сотрудничество с Александром Адольфовичем Пальмбахом, одним из создателей тувинской письменности. До этого они встречались как ученик и учитель, а с сорокового года, когда Чадамбу определили в помощники Пальмбаху, работавшему тогда в министерстве культуры и образования ТНР, стали общаться как соратники. Вот что вспоминал об этом Пальмбах:
«Как-то в обеденный перерыв я зашёл в буфет. Невысокий светлый парень пил молоко из бутылки, держа в руке шаньгу. Так вот он какой, мой помощник, подумал я и представился: «Здравствуйте, я – Пальмбах». В ответ – улыбка: «Я, честно признаться, люблю покушать».
Ещё одно воспоминание Александра Адольфовича о тех днях:
«Как-то раз мы сидели с Чадамбой, работали. Зазвонил телефон. Чадамба снял трубку. Смотрю, с кем-то разговаривает, о чём-то договаривается. Поговорив, он подошёл ко мне и учтиво сел рядом. Спрашивает: «Что такое литература?» Я ответил ему, а он новые вопросы задаёт, просто сыплет ими. Все мои ответы он аккуратно записал в тетрадь, не упустив ни одного слова. Поблагодарив, объяснил: «Завтра в объединенной школе начнутся занятия по литературе, попросили сделать вводный урок». Так он готовился к занятиям.
Сотрудничество – работа над учебниками для тувинских школ, литературная деятельность, Пальмбах под псевдонимом А. Тэмир переводит ранние стихи Чадамбы, продолжается вплоть до смерти профессора в 1963 году.
Забавный эпизод сохранился в памяти моей старшей сестры Айланы Чадамба. Как-то профессор пришёл к нам в гости – в деревянный дом на улице Красноармейской. Папа стал показывать ему огород, которым очень гордился.
Я, тогда ещё совсем малышка, ходила между грядками с игрушечной леечкой. И вдруг, неожиданно для взрослых, подошла к гостю и полила его красивые кожаные туфли.
На этом экскурсия по огороду закончилась: опешившие папа и мама торопливо повели Пальмбаха в дом – сушиться и есть ждущий его борщ из свежей огородной зелени.
Детский след
«Стихи, рассказы для детей писали Степан Сарыг-оол, Сергей Пюрбю, Олег Саган-оол, Василий Эренчин, Кызыл-Эник Кудажи, Монгуш Кенин-Лопсан и другие писатели Тувы. Но только Леонид Борандаевич целиком посвятил свой талант детям», – вспоминал о своём старшем друге поэт Юрий Кюнзегеш.
Своё первое стихотворение «Тополёк» Чадамба написал в 1933 году, в пятнадцать лет. В лютый мороз подросток жалеет обнажённое деревце, заиндевевшее и запорошенное снегом. Ему кажется, что тополёк весь дрожит, он спрашивает у деревца, как ему помочь: дыханием ли согреть, за пазуху ли спрятать, одеялом ли накрыть?
В 1938 году в газете «Реванэ шыны» – «Правда Союза революционной молодёжи» – было напечатано стихотворение Чадамбы «Пионер чараш» – «Прекрасная пионерия», которое стало гимном пионеров Тувинской Народной Республики, о чём до сих пор помнит старшее поколение.
Как красиво летит в синеве
Гордых птиц белокрылая стая.
Как красиво, когда на зелёной траве
Пионеры беспечно играют!
(Перевод Светланы Козловой.)
Один из первых пионеров Тувы, писатель на протяжении всей жизни не терял связи с пионерами, комсомольцами. Был награждён знаком «За активную работу в комсомоле».
Его часто приглашали на встречи со школьниками. И часто принимали в пионеры. Андрей Чымба, руководитель ГТРК «Тыва», припомнил однажды, как, будучи учеником Сукпакской школы, очень хотел повязать красный галстук почётному гостю, Леониду Борандаевичу, но его перехватил другой мальчик.
Дети писали Чадамбе письма, и он бережно хранил их. Ученикам Шуйской санаторно-лесной школы он рассказывал о своей ревсомольской юности, литературной работе, и о своих впечатлениях об этой встрече ему написал восьмиклассник Шолбан Сат.
В 1978 году совет дружины имени Михаила Бухтуева кызыльской школы № 1 пригласил его на праздник в честь шестидесятилетия Ленинского комсомола, о чём сохранилась открытка-приглашение.
Юные следопыты из Тоджинского района Марта и Миля в 1982 году в письме передавали писателю летний привет и подробно сообщали о своих делах. Их одноклассники-семиклассники разъехались на каникулы кто куда, в селе остались только они вдвоём: «Октябрина – в Одугене, Ариток – в лагере, Римма помогает родителям-чабанам. Мальчишки – в сенокосных бригадах». Девочки сообщают писателю, что общее фото, сделанное на память во время встречи с ним в честь шестидесятилетия пионерской организации, они ему выслали. Попросили его написать им о своей жизни, а также выслать фотографии для оформления альбома.
Общество книголюбов Торгалыгской средней школы, комсомольская организация и местком в том же 1982 году просили принять участие в вечере «Книга и дружба народов СССР» в честь шестидесятилетия образования СССР. За месяц до вечера, посвящённого тувинской литературе и дружбе народов, который должен был состояться 17 декабря 1983 года в сарыг-сепской средней школе № 2, писатель получил приглашение от директора школы и учителя тувинского языка.
Учителя Кара-Хаакской школы, узнав о том, что Чадамба был одним из первых её учителей, попросили отправить, по возможности, его воспоминания о становлении школы, её первых учителях и учениках. Спрашивали фотографии тех лет. Письмо просили отправить классному руководителю Татьяне Чыдымовне Шожут.
С писателем часто встречались учащиеся различных классов кызыльской школы № 2. Делали трогательные подарки. Сохранилась самодельная открытка с объёмной юртой-декорацией. А один мальчик подарил нефрит с оттиском маленькой ступни. Этот детский след отображает жизнь писателя: в своих стихах он обращался к детям, и размер ноги у него был тоже маленький, детский.
«Леонид Борандаевич и в пожилом возрасте был весёлым, подвижным человеком, непоседой. Я ни-
когда не видел его унывающим, изумлялся: откуда
у него такая энергия, жизнерадостность? Душа его не старела. Он весь был из задорного детства, – вспоминает народный писатель Тувы Александр Даржай. – Вот он выступает перед юными земляками – школьниками Адыр-Кежигской средней школы Тоджинского района. В зале – чистый родниковый смех ребят: поэт показывает, как он впервые ехал в Тоора-Хем, чтобы сесть за парту. Он превращает свою трость в оленя, проворно показывает, с какой удалью он скакал на нём».
Моим юным друзьям
Дети и родная Тоджа – главные темы поэтических и прозаических строк Леонида Чадамбы.
В разное время выходят в свет сборники его стихов на тувинском языке: в 1952 году – «Счастье», 1966 – «Голубые реки», 1968 – «Поколения». Сборник рассказов и очерков «Оленеводы» увидел свет в 1972 году, «Избранное» – в 1978 году.
Повесть «Сын тайги» и цикл рассказов «Тоджинская тетрадь» повествуют юным читателям о колоритной жизни охотников и рыбаков таёжного края.
В повести «Путешествие» рассказывается об увлекательной поездке по Енисею на толкаче-буксире двух подружек-одноклассниц: Лены и Аллы. Это достоверный факт. Две семьи, Чадамба и Тарлецкие, отправились водным путём в Тоджу, на турбазу «Азас», расположенную на берегу одноимённого озера.
Герои повести – реальные люди: первый капитан-тувинец Марат Агбанович Ашак-оол, речник Виктор Константинович Тарлецкий и две девочки, одна из них – дочь Тарлецкого Алла, другая – я, дочь автора. Вымышленный персонаж – дед Чанчаар, которому Лена в произведении приходится внучкой.
Настоящие приключения довелось испытать подружкам в этом путешествии. И в тайге плутали, и зайчонка с раненой лапкой нашли. Плавая в лодке по озеру Азас, из рассказа деда они узнают легенду о происхождении его названия:
«Давным-давно, на берегу озера остановилась с оленями одна семья. Однажды утром люди увидели плывущего по озеру годовалого марала – тош называется. И подумали, что он – хозяин озера. С той поры и стали называть озеро Тош, а потом – Тоджей. Настоящее же название этого озера – Азас. Такое название люди дали, увидев странного горностая. Они прозвали его чёрт-горностай – «аза ас». Эти два слова и стали названием озера и речки, впадающей в него».
Подружки узнали, что помимо реки Азас, в озеро впадают еще пять таёжных речек, а вытекает лишь одна – Тоора-Хем. Дед подогревал интерес девочек к водной жемчужине: «А вот если на моторке поплывёте, все девять островов озера увидите, и устье Азаса, где плантация лилий. Сейчас те места стали заповедными».
Повести «Путешествие» и «Сын тайги» были переведены на русский язык и изданы в 1988 году, уже после смерти автора. Так же посмертно, в 1987 году, вышел сборник стихов «Моим юным друзьям», но работать над ним он начал ещё при жизни.
В 2003 году, к 85-летию со дня рождения писателя, вышла книга «Сказочная моя Тоджа», в которую вошли стихи Чадамбы и его переводы русских классиков. На тувинский язык Чадамба перевёл басни Н.А. Крылова, рассказ «Маленький шахтёр» А.С. Серафимовича, «Рассказы о Ленине» А.Н. Кононова. И неожиданно – к концу жизни – перевёл пушкинскую «Телегу жизни», к 150-летию со дня гибели поэта. Особое место в его литературной деятельности занимает творчество Николая Некрасова: в копилке переводов – «Генерал Топтыгин», «Орина – мать солдатская», «Дедушка Мазай и зайцы».
В 2013 году при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям впервые издана книжка стихов для детей на русском языке. Название её – «Озеро света», как называл писатель озеро Азас, к которому у него всегда было особое отношение. Он любил повторять: «Кто Азаса не видал – тот Тоджи не видал».
Когда я училась в школе, учителя просили меня читать папины стихи на торжественных линейках, сборах. И я их читала, чаще всего – об этом удивительном озере, которое и меня заворожило с детства:
Над озером алый пылает закат,
Дворцы золотые на небе блестят.
И золото льётся, на волны ложась.
Расплавленным солнцем наполнен Азас.
Багряное небо, как полог цветной,
Сливается краем с озёрной волной.
Всё стало, как в сказке, оделось в шелка,
И озеро рдеет, как чаша цветка.
Смеётся, ликует и дышит оно,
Как будто бы волнам дыханье дано.
Сверкай же, покуда закат не погас,
Ты – озеро света, прекрасный Азас.
(Перевод Е. Старининой.)
Изобретатель слова ужуглел
Поколения тувинских школьников изучали родной язык по учебникам, над которыми трудился Леонид Чадамба: и в команде профессора Александра Пальмбаха, и персонально.
За короткое время, с 1945 по 1952 год, Пальмбаху вместе со своими учениками Белек-Баиром, Чадамбой, Биче-оолом, Кызыл-оолом, писателем Сарыг-оолом, корректором Делгер-оолом, а также москвичками Бобковой, Кордовой, Головкиной удалось выпустить 48 учебников для тувинских школ, составленных ими самими или переведённых на тувинский язык.
Чадамба лично подготовил букварь – «Ужуглел», в 1946 году он вышел в свет в Москве, в издательстве «Учпедгиз», и «Родную речь» для первого класса начальной школы, изданную тем же издательством в 1948 году.
Тувинское слово ужуглел – букварь – введено в оборот именно Леонидом Чадамбой, это его неологизм. И, как утверждал поэт Юрий Кюнзегеш, удачный неологизм.
Впоследствии Чадамбой были составлены учебники, изданные уже в Кызыле: 1956 год – грамматика тувинского языка для первого и второго классов, 1957 год – «Родная речь» для первого класса, 1958 год – грамматика тувинского языка для первого класса. В соавторстве с Кунгаа Симчитом – учебник «Родная речь» для второго класса, 1965 год.
За работу над учебниками Леонид Чадамба был отмечен высокой педагогической наградой – медалью Ушинского. Эта награда была учреждена постановлением Совета Министров РСФСР 25 мая 1946 года к 75-летию со дня смерти Константина Дмитриевича Ушинского. Ею награждались не только педагоги-практики, добившиеся особенных успехов в педагогическом труде, но и авторы учебников, зарекомендовавших себя как самые ясные и полезные.
От Москвы захватывает дух
11 октября 1944 года – важнейший день в истории Тувинской Народной Республики: она принята в состав Союза Советских Социалистических Республик. Это кардинально меняет жизнь жителей Тувы, в том числе и Чадамбы.
В 1945 году его избирают депутатом Верховного Совета СССР, в новом регионе страны – Тувинской автономной области – специально проводятся дополнительные выборы в Верховный Совет первого созыва, который заседал с 1938 по 1946 год, так как выборы во время Великой Отечественной войны не проводились. И Леонид Чадамба вместе с группой первых тувинских депутатов отправляется в Москву – на сессию и Парад Победы.
В Москву депутаты от Тувы – Александр Чымба, Иван Куварин, Сергей Кочетов, Михаил Кудажи, Леонид Чадамба – прибывают 19 июня 1945 года. С железнодорожного вокзала – на улицу Пушкина, в гостиницу «Октябрьская», где их уже ждут ученый Александр Пальмбах, писатель Степан Сарыг-оол.
Телефонный звонок: Салчак Тока просит прийти к нему в гостиницу «Москва». Там интересуется впечатлениями прибывших. «Дух захватывает», – отвечает Чадамба. Двадцатисемилетнего избранника, впервые увидевшего столицу, поражает в ней всё. Особенно – метро и чудеса прогресса в нем: бросаешь в автоматическую кассу две монеты по 20 копеек, и она выдает билет. Тут же – телефонные автоматы: можно поговорить за 15 копеек.
22 июня – особые впечатления: Кремль, куда отправляется делегация тувинских депутатов во главе с Токой. «Показав депутатские удостоверения, прошли через Спасские ворота, – вспоминает Чадамба. – В семь часов вечера в Большом Кремлевском дворце открылась сессия, посвященная Победе, с докладом начальника Генштаба Антонова. На следующий день в повестке дня были вопросы восстановления народного хозяйства. В перерыве депутаты осматривали залы Кремля, заходили в буфеты. После окончания сессии на сцену поднялись победители: И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный, Г.К. Жуков, А.М. Василевский, маршалы, генералы, командиры».
В день Парада Победы военные угощали детей мороженым
Особые впечатления – от Парада Победы, о них Леонид Чадамба подробно рассказывает в своих воспоминаниях, вошедших в сборник «Избранное».
«Настал день 24 июня 1945 года. День Парада Победы. Когда мы вышли из гостиницы «Октябрьская», попали в людской водоворот. Все, и военные тоже, направлялись в сторону Красной площади.
Вместе с депутатами из Красноярска, Хакасии, Алтая, Бурятии, Якутии, Коми АССР и других мест мы, показывая удостоверения, дошли до Красной площади. Кругом – музыка, песни, крики «ура». Победа, победа, победа! Светлый день мирной жизни. По обе стороны от Мавзолея – депутаты, приглашенные, зарубежные гости.
На площади – застывшие колонны воинских частей в летней форме: до чего красиво! В 10 часов без 10 минут утра на трибуну Мавзолея поднялись руководители страны и партии, военачальники. «Появились!» – радостно воскликнул животновод Кудажи, толкнув меня локтем.
От мощного «ура» и грома рукоплесканий, казалось, качнулась не только площадь, но и вся Вселенная. Ровно в 10 из Спасских ворот на красивой белой лошади выехал маршал Жуков. Навстречу ему тоже на белой лошади устремился командующий парадом маршал Рокоссовский. После принятия парада маршал поднялся на трибуну Мавзолея и поздравил всех с Днем Победы. Парад начался. Сердце беспокойно бьётся, уже рождаются строчки стихов.
Проходят воинские части всех фронтов. Величественное, могучее зрелище. Один пожилой мужчина на костылях при виде очередной колонны солдат, печатающих шаг, на груди которых в такт покачивались ордена и медали, вдохновенно выкрикнул, смахнув набежавшую слезу: «Вот он, вот он, наш фронт». А наш депутат Сергей Кочетов добавил: «Первый Украинский фронт, где сражались наши тувинские добровольцы».
Над площадью пролетали самолеты, по самой брусчатке проезжала военная техника, и знаменитая «Катюша» тоже. В конце парада сотни солдат бросали к подножию Мавзолея фашистские знамена. Мы, депутаты, пошли посмотреть на них. Возле них стояли маршалы, генералы, то и дело хлопали друг друга по плечу, оживленно переговаривались. Были и те, кого я узнавал, и те, которых не знал.
Множество обгоревших, рваных флагов белого, синего, желтого цветов, с фашистской свастикой и черной каймой. Многие – со сломанными древками. «Капут, фашист! Вот тебе!» – повторял я про себя.
Военачальники сошли с трибуны вниз. В людском водовороте то тут, то там качали и подбрасывали вверх военных.
– Смотрите, дарга, смотрите!
– Что такое?
– Вон маршала Ворошилова подбрасывают!
– Где-где? Да нет, это другой маршал. Сюда, сюда, мы тоже! – с этими словами два наших начальника, а с ними и мы, вклинились в толпу и тоже стали качать этого военного.
– От Советской Тувы! От Саянских хребтов! – кричали мы и подбрасывали вверх не то маршала, не то генерала. Интересно, кто же это все-таки был?
Немного пройдя вперед, увидели, как еще одного человека – адмирала в темно-синей форме – подбрасывают вверх. Мы вновь присоединились, приветствуя его теми же словами. «Это Герой Советского Союза, полярник Иван Дмитриевич Папанин», – пояснил нам С.К. Тока.
Военные покупали мороженое и угощали детей.
Недалеко от гостиницы «Москва» увидели, как подбрасывают еще одного военного. Он, шутя, отбивался: «Пощадите! Я летчик, в войне не погиб, неужели в мирное время погибать придется?» Но его не отпускали, а подбрасывали еще выше. У самого входа в гостиницу «Москва» вновь подбрасывают кого-то. Протолкнувшись, мы тоже стали его качать. «Не узнали? Это дважды Герой Советского Союза Кожедуб», – сказал С.К. Тока».
Я еду за Саяны голубые
Москва, так поразившая Чадамбу во время первого приезда, становится важным в его жизни и творчестве городом, родным и близким.
Решение оставить молодого депутата для работы в столице принимает Салчак Калбакхорекович Тока в день Парада Победы, когда в его гостиничном номере делегаты делятся впечатлениями от грандиозного зрелища.
«И тут Тока сказал, что есть предложение А.А. Пальмбаха, и его поддержал С.А. Сарыг-оол – оставить Леонида здесь. «Как считаете, Маныгыевич?» – спросил он, обратившись к Александру Маныгыевичу Чымбе. «Молодой, семейный», – начал было тот, но Тока перебил его: «Кто из нас не был молодым и семейным – и вы, и я. Пусть учится смолоду, как и мы с вами», – так вспоминал об этом моменте Леонид Борандаевич.
С тех пор Чадамба постоянно курсирует между Кызылом и Москвой, где у него множество дел. И как у первого директора ТНИИЯЛИ – Тувинского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, которым он руководил с 1945 по 1951 год. И как у депутата Верховного Совета СССР, а он был им в течение трех созывов, с 1945 по 1954 год. И как у члена Союза советских писателей СССР, членский билет № 4552 выдан ему 16 октября 1945 года.
Дорога Кызыл – Москва – Кызыл имеет для поэта особое, символически связующее значение. Вот строки из стихотворения «Москва – Кызыл»:
Из окна вагона оглядел простор –
Захватило дух, я этого не скрою.
Беспредельны степи, как цветной ковер,
Беспредельны степи, как мечта героя…
А над нами реет самолет,
С нами по дороге птице быстрокрылой.
Нас одна дорога из Тувы ведет –
Прямо из Кызыла до столицы милой.
А это – из стихотворения «Поезд»:
В окне мелькают будки путевые.
Вдали оставив добрую Москву,
Я еду за Саяны голубые,
В далекую Советскую Туву.
Первое стихотворение перевёл на русский язык поэт-фронтовик Семён Гудзенко, второе – Фёдор Фоломин.
Дорогой друг мой, брат мой
Сотрудничество с советскими писателями началось для начинающих тувинских литераторов еще в годы Тувинской Народной Республики. В архиве Чадамбы сохранилось фото, сделанное в кабинете Токи в 1943 году во время приезда в Кызыл фронтового поэта Степана Щипачева. Эта встреча стала значимым событием в жизни писателей ТНР.
Став членом Союза писателей СССР, Леонид Чадамба не только расширяет свой литературный кругозор, но и завязывает крепкие дружеские связи.
Был у него сердечный друг, старше его на шесть лет: украинский писатель из Полтавы Олесь Юренко, с которым Леонида Чадамбу связывала многолетняя переписка.
Оба – отцы семейств, оба – обладатели красивого каллиграфического почерка. В письмах они делились друг с другом семейными новостями, передавали приветы от своих супруг, обменивались творческими работами.
Сохранившиеся в нашем семейном архиве письма Юренко – образец высокой культуры, интеллигентности, мудрости. Они всегда начинаются очень теплыми словами: «Дорогой, милый, хороший мой Леонид Борандаевич!», «Дорогой друг мой, брат мой Леонид Борандаевич!»
В одном письме Олесь Юренко поздравляет с весенними праздниками и желает: «Пусть будет мир на планете! Пусть будут детские качели вместо грозных пушек!»
В другом пишет: «Впереди – и День Победы, и Международный день защиты детей, и борьба, борьба за мир на планете. Думаю, что рассказ «Качели» можно было бы опубликовать в газете «Шын», где меня хорошо знают. Думаю, что нам с Вами читатели будут благодарны, особенно те, что имеют детей! Это чувство глубокое, не подлежит никаким сомнениям».
В письме от 1983 года: «Получил от Вас доброе, сердечное письмо, оригинал перевода «Качелей», газету «Тыванын аныяктары» с моей новеллой и… некролог. Последнее вывело меня совершенно из строя. С тех пор и до сегодняшнего дня ничего не могу делать, руки опустились, на сердце навалилась такая грусть, что порой кажется – и мне пришел конец.
Просто не верится, что ушел из жизни Степан Агбанович Сарыг-оол, человек большого доброго сердца и необыкновенной душевной доброты, светлый талант, искренний классик современной тувинской литературы, а заодно и всей великой советской литературы. Пусть на его могиле поют соловьи, и вечно цветет моя червона калина! И жить ему в сердцах своего народа вечно!»
Из другого письма: «Вчера вдруг пришел гонорар из Тувы. Значит, рассказ напечатан! Значит, Вы постарались! Я очень рад и искренне благодарен Вам! Но… где же газета с нашими «Качелями»? Почему я ее не получил? Не дошла? Затерялась? А ведь газета для меня – самое что ни есть дорогое! А не гонорар. Гонорар меня совершенно не интересует. Не ради денег я живу на белом свете».
А вот выдержки из письма Василия Пивоварова 1985 года из Липецка, в котором он пишет о своей работе по увековечению памяти тувинских добровольцев:
«Мой лучший друг, Леонид Борандаевич, здравствуй! Спешу сообщить, что после Кызыла я выехал в Ровно. Вместе с писателем Украины Николаем Ивановичем Пшеничным и ветераном войны, почетным гражданином Кызыла Иваном Тимофеевичем Кузнецовым мы побывали в Деражно и Дубно. Нашел в Госархиве наградной лист о представлении Сата Бурзекея к званию Героя Советского Союза.
А говорят, что есть еще наградные листы на Туметея, Кечил-оола, Сенгии Оюна, Байысклана и Донгур-Кызыла Ховалыга. После Нового года я выезжаю в Москву, и в Госархиве Министерства обороны СССР буду искать их. Если мы отыщем эти наградные листы, то мы будем иметь еще пять человек героев в Туве.
Я хочу написать солидную книгу, которую следует озаглавить «В сердцах тувинцев навечно». Я уже собрал 80 фронтовых фотографий, а их надо разыскать – 208. А то что же получается: в газетах, журналах печатаются небольшие статейки, а хорошей книги-то о героях-тувинцах и нет. Их подвиг надо увековечить.
Собрал я очень большой материал и в Кызыле, когда встречался с фронтовиками-тувинцами на курорте «Чедер». Я записал подвиг каждого в отдельности, а их у меня набралось 25. Летом приеду в Кызыл и покажу вам рукопись. Большое спасибо за рецензию на книгу «В краю легенд».
Сундук с сокровищами
Семья наша – папа, мама и восемь детей – родилась из двух: свои судьбы соединили вдовцы Леонид и Мария.
Главные семейные ценности и документы папа хранил в массивном деревянном сундуке, таком большом, что на нём можно было спать. Сундук этот имел и еще одно предназначение: в нём прятали заранее приготовленные для детей подарки. Предвещая радость праздника, он очень вкусно пах яблоками и мандаринами.
Этот сундук в детстве казался мне волшебным вместилищем всевозможных сокровищ. Таким он и оказался, когда уже взрослой, после смерти отца, прикоснулась к его содержимому. Папиными сокровищами были его рукописи и документы, среди которых – особо дорогие сердцу: пожелтевшие листочки писем от детей, книга, которую перед смертью держала в руках его первая жена.
Первая супруга Леонида Борандаевича Чадамбы – Тырлаа Калчановна, в девичестве Монгуш – была из рода сильнейших сут-хольских шаманов, мать её была шаманкой в тринадцатом поколении. Отец был китайцем. Когда шаманы стали подвергаться преследованиям и репрессиям, девочку, чтобы не испортить ее судьбу, отдали на воспитание в другую семью.
Тырлаа пошла по медицинской стезе, став одной из первых тувинских акушерок. После окончания в Кызыле фельдшерско-акушерского отделения объединенной школы, так называли нынешнюю школу № 2, она была направлена в Тоджинский район, где на оленях добиралась до дальних оленеводческих стоянок, чтобы оказать помощь роженицам.
Затем, уже в Кызыле, вместе с врачами Галиной Ивановной Федорович, Валентиной Ивановной Любимовой Тырлаа Калчановна открывала первый роддом в Кызыле. Работала Тырлаа Чадамба и в первой аптеке, этот деревянный дом на улице Кочетова, что возле здания Сбербанка (бывший книжный магазин «Друг»), стоит до сих пор.
Леонид и Тырлаа поженились в 1940 году. Жить молодые стали в деревянном доме № 22 на улице Кочетова вместе с педагогами, которые приехали в Туву из Советского Союза. Дом так и называли: учительский. В 2003 году на нем открыли мемориальную доску с надписью о том, что в этом доме с 1940 по 1951 год жил основоположник тувинской детской литературы, писатель Леонид Чадамба.
В этом доме росли четверо детей супругов Чадамба: Люба родилась – в 1941, Калим – в 1942, Побед-оол – в 1945, Айлана – в 1948 году.
Рождение третьего ребёнка стало особенно знаменательным для семьи, ведь он появился на свет в день, когда ликовала вся страна: 9 мая, в День Победы в Великой Отечественной войне. Имя мальчику в честь великого дня отец придумал сам – Побед-оол.
Рождаются счастливые строки: стихотворение «Сын Победы», которое впоследствии перевела на русский язык Светлана Козлова:
Сорок пятый, победный, ликующий год!
Он народам Земли мир и радость несёт.
Стаи хищников лютых оружье сдают,
И гремит над Москвой многоцветный салют.
Кто родился в тот день ровно в восемь утра?
Кто на свет появился под крики «Ура!»?
Сын тувинской семьи в новом, светлом дому.
Где найдётся достойное имя ему?
Можно Маем назвать, можно Славой назвать.
«Кызыл-оол – Красный Парень», – советует мать.
«Маадыр-оол – Богатырь, Эзир-оол – вот Орел…»
«Сын Победы, – отец заявил, – Побед-оол!»
Если сын – Побед-оол, если дочь – Победмаа,
Вы сильны и крепки, как Победа сама.
Прикасаясь к страницам, как будто целую тебя
В начале пятидесятых годов Тырлаа Калчановна, красоту и изысканность которой отмечали все, кто знал её, серьезно заболела.
Чадамба предпринимает все возможное для выздоровления супруги, увозит из Кызыла в Москву, где её помещают в Кремлевскую больницу. Четверо детей остаются на попечении близких родственников и пишут родителям трогательные письма, в которых рассказывают о своих радостях и горестях, в числе которых и такое важное детское событие: Побед-оол разбил чашку.
И постоянно задают вопрос: «Мама и папа, почему вы так долго не приезжаете?» Вернулся к детям только папа, мама навсегда осталась в Москве: спасти её не смогли даже лучшие столичные врачи. В 1953 году, в тридцать четыре года, Тырлаа Калчановна Чадамба умирает. Похоронена она на Ваганьковском кладбище. Если идти по аллее, ведущей к надгробию Сергея Есенина, ее могила будет недалеко от него, с правой стороны.
«Не терять никогда», – такую надпись сделал Леонид Чадамба на обложке вышедшего в Москве в 1952 году учебника «Родная речь» для четвёртого класса тувинских школ, составитель которого – Степан Сарыг-оол.
Почему же эта книга была так дорога ему? Потому что она была последней из книг, которую держала в руках измученная болезнью жена. И не просто держала. Понимая важность этого труда для детей Тувы, для друга семьи Сарыг-оола и своего супруга, его соратника, Тырлаа нашла в себе силы прочитать учебник с начала до конца.
«Памяти любимой» – это стихотворение Леонид Чадамба написал на внутренней обложке дорогого учебника. В нём – щемящие строки: «Листы хранят следы твоих пальцев. Прикасаясь к страницам, как будто целую тебя».
Дева Мария
В тридцать пять лет Леонид Чадамба остался вдовцом с четырьмя детьми; старшей дочери двенадцать лет, младшей – пять. Но судьба подарила ему счастье с еще одной прекрасной женщиной, ставшей матерью его детям, – Марией Сюрюновной Маный. По гороскопу – Дева, по имени – Мария, вот и получается – Дева Мария.
У неё было двое своих детей – Алексей и Нина. Ее муж – Салчак Серен – прожил короткую, но яркую жизнь. Учился в Москве в Литературном институте имени Алексея Максимовича Горького. Перевел на тувинский язык роман «Мать» Горького и посвятил этот перевод своему сыну Алексею.
Салчак Серен – автор слов песни «Авай» – «Мама». Она была включена в сборник тувинских песен, составленный в 1959 году. Её полюбили в Туве за красивые слова и удивительную мелодию композитора Александра Лаптана и поют до сих пор. Песня «Авай» вошла в число лучших тувинских песен двадцатого века.
Во время учебы в Москве Салчак Серен заболел, лежал в больнице. Леонид Чадамба, постоянно бывающий в столице по депутатским и писательским делам, опекал и поддерживал тувинских студентов, в том числе и Серена. Он помогал в организации похорон Серена, на его долю выпала и тяжелая миссия: написать об этих похоронах вдове – Марии Сюрюновне.
В молодости, с 1943 по 1947 год, Мария училась в театральном училище в Кызыле, получила специальность артистки-солистки. Работала в театре, но после смерти мужа с любимой работой пришлось распрощаться: надо было думать о детях, и житейские, бытовые проблемы решать самой. Начала трудиться корректором в газете «Шын», откуда и ушла на пенсию. Петь продолжала в художественной самодеятельности. Песни в ее исполнении часто передавали по заявкам радиослушателей, особенно популярна была «Песня пастуха» – «Кадарчынын ыры».
Детей своих, оставшихся без отца Алёшу и Нину, Мария обожала, баловала их. Когда в выходные забирала ребятишек из круглосуточного садика домой, в маленькую комнатку, то завтрак приносила им прямо в кроватки.
Об этом периоде жизни сохранилось опубликованное в газете «Тувинская правда» в конце восьмидесятых годов воспоминание читательницы А. Зотовой:
«Я русская. Приехала в Туву в 1950 году. Жить было негде. Приютила меня тувинка. Она жила с двумя детьми в одной комнате. «В тесноте, да не в обиде», – говорила женщина. Я к ней привыкла и полюбила за доброту. Она мне стала по существу родной сестрой. До конца дней своих буду помнить ее милосердие. Звали мою благодетельницу Мария Сюрюновна Маный. Она научила меня уважать людей, какой бы национальности они ни были».
Доброта – это главное качество, которое отмечали в Марии все, знавшие её. Став женой Леонида Чадамбы, она стала и доброй матерью для его детей – Любы, Калима, Побед-оола, Айланы.
В 1958 году родилась я, в 1967 году появился братишка Саша, в семье его звали Аликом. Все дети – четыре брата и четыре сестры – ладили между собой, старшие опекали и баловали младших.
Папа никогда не забывал ни об одном дне рождения. Все восемь детей, а потом и внуки, в день рождения всегда получали от него открытки со здравицей. Мой день рождения приходится на август, и накануне он прятал за кроватью бидон с гладиолусами, чтобы с самого раннего утра преподнести их.
Наш старый двор
Жили мы в деревянном двухквартирном доме на улице Красноармейской. В таких же домах жили и наши соседи, с которыми объединял не только большой двор, но и дружба: и взрослых, и детей. Рядом с нами жили Килины, Захаровы, Горбуновы, Ваулины-Ивановы, Ензаки.
Супруги Ензаки сыграли большую роль в соединении судеб двух вдовцов, очень уж им хотелось, чтобы в доме Чадамбы, который часто бывал в командировках, во время которых за детьми присматривали оплачиваемые жилконторой меняющиеся домработницы, появилась настоящая хозяйка и мать для осиротевших детей.
Оюн Дамдынович Ензак вошел в историю как Чрезвычайный и Полномочный посланник Тувинской Народной Республики в СССР. Его жена Долгар Шагдыровна была медицинским работником. Помню её фирменные пирожки с морковной начинкой, которые она часто стряпала и, угощая, приговаривала: «Очень полезно, в морковке – витамины».
У них были дети Коля и Маша. У Ензаков, первых из соседей, появился телевизор. И я, бывало, засиживалась допоздна, смотря вместе с ними фильмы. У нас же, единственных, был телефон, и все звонили из нашего дома. В теплое время телефон для удобства соседей выставляли на подоконник.
Александр Фадеевич Килин работал главным бухгалтером в обкоме КПСС, его супруга Нина Сидоровна была домохозяйкой. Какие пироги и торты она пекла! Вершиной её кулинарного мастерства был вкуснейший торт «Наполеон», очень сложный в изготовлении. Когда я стала постарше, Нина Сидоровна научила меня его секретам: перед тем, как печь множество коржей, комочки теста надо положить в холодильник, чтобы масло, порубленное ножом, не растаяло, и только потом раскатывать и печь.
Все соседи обращались к Килиным, если дело касалось огородничества, и они давали советы. Все старались отличиться, существовало даже негласное соперничество, чей огород и садик с обязательным цветником лучше.
Вокруг нашего дома росли посаженные семьей боярышник, шиповник, береза, черемуха, возле которых папа любил фотографироваться.
Помню, как мама, вынув из ящичка комода листок, заучивает текст песни «Над полями да над чистыми», а в открытое окно заглядывают, благоухая, ветви цветущей черемухи. Смеясь, рассказывает, как в молодости, ещё плохо зная русский язык, на слух разучивала с подругами полюбившийся «Марш весёлых ребят» и вместо «Легко на сердце от песни веселой» у них получалось: «Ико нарсеззаят пези висёлай».
Крыльцо нашей квартиры обвивали вьюны, обязательно высаживались георгины, их луковицы хранились зимой в подполье, космея, ноготки, восхитительная настурция. Под окном кухни, выходящем в огород, тоже была разбита клумба в виде огромной туфли, и я мечтала, чтобы наш цветущий башмак увидели с самолета. В окно была видна знаменитая гора Виланы, на которой в разное время менялись выложенные из побеленных камней слова: «Ленин», «Миру – мир», «Слава КПСС!»
В общем просторном дворе мы играли в магазин, в котором сахаром был песок, в классики, в школу. Там стоял теннисный стол, который собирал ребят со всей округи. Там же играли в футбол и устраивали танцы: вальс, фокстрот, танго. Аккомпанировали друзья старших детей из близлежащих домов: Людмила Шелегова – на аккордеоне, Владимир Нужный и наш Калим – на баянах.
Когда у нас появилась радиола «Эстония», её стали выставлять на подоконник. Звучали «Венок Дуная», венгерская эстрада, «Лунная соната» Шуберта. Двор был клубом для окрестной молодежи – все учились в школе № 7, знали друг друга и дружили.
Каждое лето жили на казенной даче, что была в районе Орбиты. Купались в Енисее, собирали грибы, смотрели фильмы – на территории правительственных дач был кинотеатр. Взрослые играли в различные спортивные игры, в которых принимали участие руководители республики, в том числе и первый секретарь обкома КПСС Салчак Тока.
Неуловимые зайцы
В старом доме было три комнаты, одна из которых называлась рабочей, потому что это был папин кабинет. В ней стояли огромный двухтумбовый стол с зеленым сукном, на нём – роскошная настольная лампа в виде фарфоровой фиолетовой вазы с золотыми листьями на бронзовом постаменте. Стеклянный колпак был ярко-зеленым, как шляпа гриба-боровика.
Ещё диван с валиками, телефон на фигурной деревянной подставке, элегантная этажерка и высокий, чуть ли не до потолка, книжный шкаф. Одно время впритык к рабочему столу был установлен и бильярдный.
В кухне мы, дети, увлекшись фотоделом, по ночам проявляли и печатали фотографии, развешивая их потом там же и в коридоре.
В старом доме в сумеречные зимние рассветы, когда так не хочется вставать, папа стал рассказывать мне о зайцах. Эта устная повесть о Длинноухом, Короткохвостом и Коротколапом изо дня в день сопровождала моё детство.
Четвероногие друзья прибегали ко мне каждое утро, но так рано, что увидеть их мне ни разу не удалось: не дождавшись моего пробуждения, они убегали по своим важным заячьим делам. Я огорчалась: опять проспала, не встретились. Папа успокаивал, передавал приветы от дружной троицы и радовал новым увлекательным рассказом из полной приключений заячьей жизни. А в качестве неопровержимого доказательства визита указывал за окно – на белом полотне зимнего огорода вились цепочки следов.
Происхождение следов было прозаичным – их оставили дворовые собаки, но я не сомневалась, что это отпечатки лесных гостей. Думаю, что папа и сам уже начинал верить в это, настолько увлекался повестью о Длинноухом, Короткохвостом и Коротколапом.
Зайцы, белочки, лисы, медведи с добрыми мордами оживали и в рукописях стихов, которые он иллюстрировал забавными рисунками друзей своего детства – обитателей тоджинской тайги.
Бичии Лена
Из старого дома папа отвел меня в первый класс, после чего сделал известной своим стихотворением «Бичии Лена» – «Маленькая Лена», основанном на реальном случае из детской жизни.
Стихотворение это входило в учебники для тувинских классов, и многие мои сверстники учили его в школьные годы, в том числе и мой муж Борис Хертек.
Благодаря композитору Мерген-оолу Нурсату оно стало песней. Многие и сейчас называют меня бичии Лена, хотя маленькая Лена уже стала бабушкой.
На русский язык «Маленькую Лену» перевела Эмма Цаллагова:
Лену называют иногда малышкой,
Но несправедливо так девчушку звать,
Ведь она читает понемногу книжки
И умеет даже имя написать.
Рисовать умеет и считать по пальцам,
Как артистка, может прочитать стишок.
Запоет пичужкой, закружится в танце,
И для кукол глупых проведёт урок.
Лень ей незнакома, по душе – работа,
Наведёт в квартире чистоту, уют.
За её старанье, за её заботы
Все в семье девчонку умницей зовут.
А недавно Лена стала первоклашкой,
Отсидела в школе первый свой урок.
А потом, вдруг вспомнив куклу-неваляшку,
Прибежала к дому и звонит в звонок.
Открывает мама: школьница с портфелем,
Бант в косичке белый, чёлочка на лбу.
Что же слышит мама от дочурки Лены?
– Кончила я школу, больше не пойду.
Первый министр культуры
Когда и у меня появилась своя семья, мама поделилась со мной сокровенным: тем, что для неё особенно дороги слова, сказанные ей как-то папой: «Я не думал, что буду ещё когда-нибудь так жить». То есть будут в доме уют и тепло, семейное счастье, особая атмосфера добра и тепла.
Дом был всегда открыт для многочисленных друзей детей, которые приходили целыми группами, и мама всегда угощала всех чаем и лепешками. Частыми гостями в доме были папины друзья и соратники в области культуры.
Заместителем начальника управления культуры Тувинской автономной области Леонид Чадамба становится в 1955 году после окончания Кызыльской советско-партийной школы, затем – его начальником, а потом – инструктором обкома КПСС по культуре. Когда в 1961 году область получила статус автономной республики, становится первым министром культуры Тувинской АССР и работает на этом посту до 1963 года.
Плодотворно сотрудничает с творческими людьми различных направлений: художниками, композиторами, исполнителями горлового пения, певцами, танцорами, артистами театра и цирка.
Из близких друзей в старом доме у нас гостили супруги Норбу, Бады-Сагааны, Торлуки, Кызыл-оолы, Саган-оолы, Кюнзегеши, Сюрюн-оолы, Байыр-оолы, Ланзы, художники Суздальцев, Дёмин.
Мечтая о тувинском балете, в 1958 году повез талантливых ребят в Киргизию – во Фрунзенское хореографическое училище. Способных ребятишек отбирали по районам республики.
Выпускники, среди которых Галина Чооду, в замужестве Тока, Евгения Салчак, Виктор Монгуш, танцевали в ансамбле песни и танца «Саяны», за творчеством которого Леонид Чадамба следил с особым вниманием и любовью. Ему он посвятил стихотворение «Крылатая юность Тувы», которое перевела Эмма Цаллагова:
«Саяны»! Пропойте мелодию лета,
Пусть песня взлетает орлом к облакам,
Пусть память надежд и горячего света
Звенит над Тувой, как в руках чадаган.
Все танцы у вас так легки и так плавны,
Как бег голубой улуг-хемской волны.
Желал бы вам лебедем белым я плавать
По водным просторам тувинской страны.
Все песни, которые зрителям спели,
В которых звучали и радость, и грусть,
Которые в душах рождались и зрели,
Запомнило сердце мое наизусть.
Саянцы, вы – голос родимого края,
Вы – голос серебряной, в росах, травы.
Как птица, меня из небес окликает
Крылатая юность бессмертной Тувы.
В 1963 году после инфаркта по состоянию здоровья папа был вынужден оставить пост министра. Ему была назначена персональная пенсия. Но долго сидеть без дела не мог. Пять лет заведовал республиканским методическим кабинетом, следующие пять лет был ответственным секретарем республиканского комитета защиты мира, участвовал в международной конференции сторонников мира в Москве. Был редактором литературно-художественного альманаха «Улуг-Хем».
Среди его наград орден Тувинской Народной Республики, два ордена Трудового Красного Знамени, орден «Знак Почета», юбилейные медали. И звание «Заслуженный работник культуры Тувинской АССР».
Восторженное дитя своего времени
Помню, как папа работал в квартире дома № 42 на улице Ленина, куда семья переехала в 1970 году. Дом был благоустроенным, но и в нем большая семья продолжала ютиться в трёх комнатах, как и в старом доме. Он был многодетным отцом, но никогда ничего не просил для себя – делать это мог только для других.
Отдельного кабинета у него не было. Он писал, сидя за столом в зале, который был проходной комнатой. Мимо туда-сюда сновали многочисленные домочадцы, но генерал семейной армии, как его называли родные, продолжал работать, не обращая на суету и шум никакого внимания.
Иногда, подперев голову правой рукой, в которой была ручка, отрешенно смотрел в окно. Если в этот момент его о чем-то спрашивали, мог рассеянно скользнуть взглядом и продолжать писать дальше, словно не слыша.
Сестра Айлана вспоминает эпизод, о котором не может рассказывать без смеха. В 1973 году она работала режиссером в Доме культуры села Сарыг-Сеп Каа-Хемского района после окончания театрального вуза, а брат Калим в это время учительствовал в селе Торгалыг Овюрского района. Оба приехали в Кызыл со своими коллективами для участия в фестивале народного творчества.
В родительском доме Айлана увидела такую картину. Папа сидит на диване и, как режиссер, даёт указания Калиму, как надо читать «Стихи о советском паспорте» Владимира Маяковского.
– Ну, давай! Вынимай паспорт из штанин и показывай его.
– У Маяковского говорится: достаю из широких штанин, а у меня брюки узкие – неудобно, я его долго буду доставать, пауза получится, – возражает Калим.
– Ты должен постараться, ведь ты открываешь программу! И вытяни руку с паспортом вперед, вот так, смотри, и лицо у тебя должно быть гордое и торжественное, ведь ты советский паспорт показываешь, – не унимается папа.
Восторженное дитя своего времени, папа искренне любил его и отдавался ему сполна. Обожал праздники: первое мая, девятое мая, седьмое ноября –когда кругом полно народу, музыки, флагов, шаров.
Наш дом 42 на улице Ленина стоял как раз в том месте, где демонстрация заканчивалась, и колонны распадались, теряя свою монолитность. Родственники и знакомые забегали к нам, поздравляли с праздником, шутили, обнимались и убегали, оставляя после себя бумажные цветы на ветках, транспаранты. И папа хранил их – до следующей демонстрации.
Его любимой песней была «Москва майская»:
Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля.
Немало песен написано тувинскими композиторами и на стихи Леонида Чадамбы. И пафосные, такие, как «Ленин – партия», что были характерны для советского времени, и глубоко лиричные, вневременные, ставшие классикой песенного искусства, как «Мой Улуг-Хем – Енисей» на музыку народного артиста СССР Алексея Чыргал-оола. Благодаря Алексею Боктаевичу появились «Наадым», «Шуйская песня», «Родная Тува».
Среди других песен на слова Леонида Чадамбы – «Чыраа-Бажы» Григория Базыра, «Герой Валентина», «Улуг-Хем» Ростислава Кенденбиля, «Черемуха» Кара-Ката Ооржака.
Заклинатель рыб
Папа всегда был душой общества – балагур, любитель пошутить. Придумывал всевозможные были-небылицы, а мы ломали голову: правда или нет?
Знакомым незамужним девушкам любил рассказывать про некоего мифического охотника Агыынака, красавца-тоджинца, благородного, романтичного, одинокого. Мол, Агыынак передавал большой привет. Мечтает встретиться лично, да не может, потому что начался охотничий сезон, и он надолго уходит в тайгу.
Девушки в ответ, так же шутя, передавали приветы не имеющему времени для личной жизни доблестному рыцарю тайги.
Тоджа всегда была в сердце папы. Как он радовался, когда кто-то приезжал с малой родины, а если еще и рыбку привозил! Он обожал тоджинскую рыбку: хариуса, щуку, тайменя.
Бывало, и сам ловил, когда отдыхал с семьей на турбазе «Азас». Помню, как готовил рыбу у озера Азас рыбак Нагаза: заворачивал её в листья и запекал, как картошку, в углях костра. Она получалась сочной, нежной, с восхитительным ароматом дымка.
Папа убеждал нас в особых способностях этого рыбака – умении разговаривать с рыбами и заклинать их. Однажды попросил его продемонстрировать это. Нагаза взял два камешка и постучал ими друг о друга под водой в определенном ритме. Тут же приплыла тьма-тьмущая мальков. Он их подкормил. Потом снова постучал камешками, только в другом ритме. На этот раз приплыли две огромные рыбины: с одной стороны – таймень, с другой – щука.
И родные, и друзья любили путешествовать с папой по республике – он был интересным попутчиком и рассказчиком.
Не позволял себе раскисать, каждый день делал зарядку. У него было любимое упражнение: как будто чурки колол топором. Да еще с широким замахом, с наклонами в разные стороны, с глубоким выдохом. Все это – с удовольствием, со смаком.
Не ел сладкого. Ни разу в жизни не обращался к зубному врачу, ослепительную улыбку сохранил до преклонных лет. Пил только тувинский зеленый чай с молоком. Умело и красиво пользовался столовыми приборами, как-то по-европейски.
Был честен в оценке. Кого-то огорчал, а кому-то пророчил творческое будущее – обладал интуицией.
Был очень внимателен к друзьям: в праздники обязательно всем звонил, поздравлял. Быстро ходить с ним по Кызылу никогда не получалось: постоянно встречались знакомые, и разговоры с ними затягивались надолго: с каждым у него находилась важная тема для беседы.
Если бывали трогательные моменты, мог всплакнуть – был сентиментальным. К нам, когда собирались все вместе, обращался так: дочки мои, дети мои!
Папины сёстры
Так же, как к своим детям, нежно и тепло, Леонид Чадамба относился и к своим младшим сестрам Галине и Зое. Девочки по примеру старшего брата получили образование, которое началось в летней тоджинской школе.
Галина Борандаевна Ачыты в молодости была единственной женщиной-учительницей в Тоора-Хемской начальной школе, ученики звали ее Дама учительница – Херээжен башкы. Впоследствии заведовала отделом по работе среди женщин, отделом агитации и пропаганды райкомов партии в разных районах. Была активной участницей художественной самодеятельности: играла на гитаре, пела, сочиняла простые стишки. Умела шить, вышивать, вязать. Была очень похожа на папу. Светлокожая, невысокого роста, приятной полноты, веселая, добрая. Каждый ее приезд в гости был и для родителей, и для нас, детей, событием и праздником.
Я любила гостить у них в Туране, где она жила со своей семьей. Ее муж, Степан Дондукович Ачыты, всю жизнь проработал бухгалтером. У них были сын Алексей и две дочери, Дина и Светлана. Осталась только младшая Светлана и многочисленные внуки и правнуки тети Гали.
Еще одна папина сестра – Зоя Борандаевна Чадамба, окончив восточный факультет Ленинградского государственного университета, стала работать в ТНИИЯЛИ. Кандидат филологических наук, первая женщина-тувинка, удостоенная звания Заслуженного деятеля науки Тувинской АССР.
Темой её научных изысканий стал тоджинский диалект, но главной любовью она считает древнетюркскую, или орхоно-енисейскую письменность. Её избранные научные труды вошли в сборник «Тувинская диалектология и тюркская руника» 2013 года выпуска.
Улетят облака
В последние годы папа работал над повестью о враче Анне Чесноковой, которая приехала в Туву молодым специалистом, и её направили в Бай-Тайгинский район. Анна Пантелеевна хорошо освоила тувинский язык, приняла на руки около полутысячи новорожденных.
Отдельные главы этой повести начали публиковать в альманахе «Улуг-Хем», но, к сожалению, эта работа осталась незавершенной.
Папы не стало 24 апреля 1987 года после четвертого инфаркта. Он только на год и четыре месяца пережил маму.
На смерть Леонида Чадамбы поэтическими строками в альманахе «Улуг-Хем» откликнулся поэт Кондратий Емельянов, младший сын поэтов Светланы Козловой и Анатолия Емельянова. Папу с супругами связывала большая творческая и человеческая дружба. Светлану Владимировну, которая была переводчиком большинства его стихов, он иногда называл ласково Анайбан – Козленочек. У Анатолия Федоровича была присказка: «Ты да я, да мы с тобой, Емельянов с Чадамбой».
Стихотворение Кондратия Емельянова, посвященное памяти Чадамбы, называется «Улетят облака»:
Улетят облака. Остальное останется с нами.
Позвонят облака, и глаза вознесутся в предел.
Не сумели когда-то мы стать навсегда облаками,
Не сумели поэтому стать выше собственных дел.
Улетят облака навсегда, только что станет с нами?
В небе коршун отчертит спирали стальные круги.
Невозможно нести вместо сердца за пазухой
камень,
Даже если ты знаешь, что рядом восходят враги.
Прозвонят облака, и к беде прикоснутся сердцами
Люди близкие мыслью, которые тонут в пыли.
Эта горечь земная ползет по степи облаками,
Да не теми, не любят спускаться с небес журавли.
Мамы не стало в шестьдесят лет. Папы – в шестьдесят девять. Наши родители ушли, не дав нам возможности опекать их в преклонном возрасте. Они всегда заботились о нас, а мы так и не успели сделать этого в полной мере.
Четыре Леонида
Папа всегда говорил и писал, что его любимым делом было обучение детей грамоте. По его стопам из восьми детей пошел старший сын, который всю жизнь проработал учителем русского языка и литературы в селе Торгалыг Овюрского района, откуда родом его жена Силинмаа.
Калима Чадамбу там называли чангыс орус – единственный русский, потому что он был русскоязычным, а также светлым, сероглазым. Взрослые сельчане любили и уважали его за легкость характера и простоту в общении, ученики – за туристический азарт и любовь к предмету.
Брат Побед-оол Чадамба стал врачом, работал рентгенологом в Сочи, в Красной Поляне. Был прекрасным специалистом. Большинство наших родственников побывало у него в гостях. Провожал их в аэропорту с ведрами роз и чемоданами фруктов. Часто повторял, что скоро Красную Поляну узнает весь мир, и оказался пророком: мир узнал ее благодаря зимним Олимпийским играм 2014 года. Гордился тем, что в семье он был первым во всем: первым женился, первый подарил родителям внучку Ирочку.
Когда брат гостил в доме жены в Апшеронске, прислал мне оттуда гербарий. На плотных листах альбома были аккуратно закреплены листья дуба, клена, его семена-вертолётики, желуди, листья ореха-лещины, которых я никогда до того не видела. Похоронен брат в Апшеронске, где живут его дети, внуки.
Алексей Серен был специалистом по холодильным установкам, чему выучился в Краснодаре. Но работал геодезистом. С тонким чувством юмора, тактичный, настоящий аристократ с царственной осанкой. На всю жизнь запомнила его урок. Как-то мы с ним обедали. И вдруг брат говорит: «Рыжуха (он меня так звал), послушай, как я ем». «Ничего не слышу», – говорю. А он мне: «Вот и ты должна так же».
Старшая сестра Любовь Чадамба всю жизнь проработала в республиканской типографии, была переплетчицей, ударником коммунистического труда. Ее фотография всегда висела на Доске почета.
Нина Серен стала товароведом, практику проходила в ЦУМе Москвы. Умеет делать всё: шить, вязать, консервировать. Она шила мне эксклюзивные школьные платья, фартуки, обшивала-обвязывала с головы до ног. Живет в Краснодарском крае.
Айлана Чадамба – режиссер Кызылского театра юного зрителя. Всю свою жизнь посвятила детскому театральному творчеству, ТЮЗу, которым она руководит с 1974 года. Иногда она говорит, что чувствует, что в ней сидит папа. И в самом деле, сидит. Она – такой же, как и он, светлый, открытый, эмоциональный человек.
Для меня не было другого пути, кроме как в филологию. Дома у нас была портативная печатная машинка «Москва» со встроенными тремя тувинскими буквами. Я училась на ней печатать, набирала папины стихи, статьи на русском языке, мама – на тувинском. А папа нахваливал нас, всячески вдохновлял. Иногда что-то относила по его просьбе в редакции газет – теперь в газете «Тувинская правда» и работаю. Помню папины наставления: куда бы ни пошла, ни поехала – всегда бери с собой блокнот и ручку, записывай.
Три брата назвали своих сыновей Леонидами в честь папы, кроме одного – Александра, который умер от болезни молодым, неженатым.
Леонидом назвала своего внука и я, поскольку родился он в марте, как и прадед, да ещё в год его 95-летия – в 2013 году. Живут наши Леониды в Кызыле, Иркутске и Краснодарском крае. А мой внук – маленький Леонидик – человек мира, как и его папа, артист цирка Демир Хертек. Ему было несколько месяцев от роду, когда он отправился в свое первое путешествие с кочующей цирковой братией.
Его папа хочет, чтобы он стал потомственным цирковым артистом. А для меня главное, чтобы он был здоровым и таким же любознательным и пытливым, открытым и доброжелательным, как его прадедушка.
|
Личность 
