Легенда тувинского участка госграницы о пограничных буднях

Евгений Яковлевич Николаев – легенда тувинского участка государственной границы РФ. Он создавал и командовал заставой «Саглы», ранее служил на пограничной заставе «Цагаан-Тологой», а вначале 50-х, так сложились обстоятельства, в одиночку 45 дней охранял заставу Минусинского пограничного отряда. Сейчас живет в Кызыле, а его сослуживцы из в/ч 2061 боготворят и берегут преклонного в годах полковника запаса погранвойск.

Но службу начинал в родном Забайкалье. Жизнь и война учили и испытывали 16-летнего подростка-комбайнера на полях в битве за урожай для фронта и Победы. С 1943 года – армейские науки. Краткосрочные курсы младших лейтенантов предварили в 1944 году встречу с чекистами. Она помогла открыть в себе лучшие качества воина-пограничника. Решительность, смелость, наблюдательность, дипломатичность.

Сегодня, вспоминая конец войны, Евгений Яковлевич тепло рассказывает о дружелюбном отношении к пограничникам мирного населения: китайцы, японцы, с нашей стороны – коренные жители Дальнего Вос­тока понимали, что пограничники – их защита и надежда. И, порой, несли на заставы лучшие продукты питания, оказывали иные знаки внимания.

В канун Дня Победы редакция газеты «Тувинская правда», поздравляя с этим событием ветеранов-фронтовиков, предлагает читателям познакомиться с писательским талантом Евгения Яковлевича.

МГНОВЕНИЯ 45-ГО...

Вот и настал тот час, которого с нетерпением ждали пограничники Забайкалья.

По поведению офицеров, их необычной взволнованности, глубокой сосредоточенности старослужащих и рассеянной торопливости молодых мы, прибывшие с границы по сигналу «Все на заставу!», почувствова­ли, что это уже не учебный сбор, а настоящая боевая тревога.

...Итак, сегодня, в ночь с 7 на 8 августа, нам предстоит выступить на ликвидацию японского кордона Хуретуй. Все горели желанием рассчитаться с самураями, положить конец сложной и напряженной обстановке, в которой заставы Приаргунья жили все четыре военных года и особенно последние три месяца.

Напряженность обстановки объяснялась тем, что в конце мая 1945 года Хайларская диверсионно-разведывательная школа выпустила своих вышколенных питомцев из числа русских белоэмигрантов Маньч­журии. Вся эта свора была нацелена на разведку нашего пограничного тыла, где начали концентрироваться части Забайкальского фронта. Ночную мглу то на одном, то на другом участке застав разрезали дуги цветных ракет, а тишину — требовательные оклики пограничников. Рез­кие выстрелы из маузеров захлебывались в автоматных очередях пог­раничных нарядов. Границу диверсанты, как правило, нарушали группами в три, шесть» и девять человек. Но и эта тщательно продуманная система боевых троек не помогла врагам.

Как-то ранним июльским утром одна из застав была поднята по тревоге. Пограничный наряд сержанта Мокроусова донес, что при проверке КСП в пади Габцегул обнаружен глубоко вдавленный объе­мистый след в резиновой обуви. Давность его — не более трех часов. Все говорит о том, что способом «след в след» в наш тыл прошла боль­шая группа нарушителей границы.

К поиску подключились соседняя застава и резерв комендатуры, в составе которого были 12 инструкторов службы собак. Поиск был стремительным и скоро­течным. Руководил им комендант участка капитан Иващенко.

У нарушителей, с учетом открытого, безлесого характера местности и светлого времени суток, по нашим расчетам, оставалась одна возможность: глубокой Габцегульской падью уйти в тыл участка, на Дасатуйскую железнодорожную ветку. Исходя из этого, руководитель поиска избрал перекатный способ преследования.

Практически это делалось так: как только первая поисковая группа начинала преследование, вторая на автомашине «Студебеккер» выбра­сывалась вперед на 5—7 километров и вела поперечный поиск по пади. Встав на след, она продолжала преследование с нового рубежа. Тем временем, вперед высылали следующую поисковую группу. Одновре­менно десяток конных групп вел параллельный поиск, а заслоны выходили на тыльные рубежи прикрытия.

Не более чем через два часа после начала операции в 30 километ­рах от границы группа старшего сержанта Курьякова обнаружила ди­версантов, занявших оборону на вершине горы Тавын-Тологой.

Диверсанты открыли огонь по пограничникам, заставив их укрыться у подножия горы. Вершина ее представляла собой нагромождение ска­листых выступов башенного типа. Сами же скаты гор были крутые. Ровные, конусообразные, они не имели никаких укрытий. Место для обороны — выгодное, но для действия поисковых групп крайне опасное. Расстояние более чем в 200 метров простреливалось полностью.

Мы плотно блокировали гору и предложили диверсантам сдаться. Они ответили стрельбой из маузеров. Видимо, надеялись продержаться до темноты и с ее наступлением прорваться через кольцо окружения.

Все с нетерпением ждали команды на открытие ответного огня, однако ее не последовало. Капитан Иващенко принял решение, в котором первостепенную роль по обезвреживанию и захвату диверсантов отво­дил служебным собакам. Их, взбудораженных, разъяренных, рассредото­чили вокруг горы. А когда взвилась красная ракета, шестнадцать овчарок, круто выгибая спины, громадными скачками понеслись вверх. Там, на горе, прозвучало несколько одиночных выстрелов, и сразу же послы­шались крики, заглушаемые яростным рычанием.

Когда мы беспрепятственно достигли вершины, нам представилась необычная картина. По всей небольшой площадке, поднимая клубы пыли, собаки ожесточенно отстаивали друг перед другом «почетное право» охранять диверсантов. С трудом утихомирив их, мы занялись нарушителями. Все они продолжали лежать, закрыв головы руками. Даже не верилось, что эти объятые страхом люди совсем недавно готовы были убивать, резать, взрывать.

Мы быстро обезоружили и обыскали диверсантов. Сложили в кучу их снаряжение: оружие, бинокли, гранаты, фотоаппараты, толовые шашки, бикфордовы шнуры.

Задержанных оказалось восемь человек. Должно же было быть, согласно организационной структуре, девять. После краткого допроса они сообщили, что старший группы ушел в тыл. К исходу дня непода­леку от станции Дасатуй был задержан и он.

Подобных напряженных поисков было немало в ту пору. Личный состав дежурил по 14 часов в сутки. И вот, наконец, нам предоставили возможность одним ударом расквитаться с самураями, снять напря­женную обстановку.

Готовились к этому решающему часу заблаговременно. Регулярно проводились занятия по форсированию Аргуни в конном строю, прео­долению глубоких и мелких проток, стариц, других водных преград. Основу подготовки составляли учения по ликвидации гарнизона. Для этой цели в тылу, в пятнадцати километрах от заставы, были оборудо­ваны укрепления, точь-в-точь напоминающие кордон Хуретуй. В ходе учений особое внимание уделялось бесшумному снятию часового, обес­печению внезапности и тщательной маскировки. В роли часовых выс­тупали офицеры комендатуры. Казалось, что в сноровке и технике выполнения различных приемов мы добились невозможного, но «часо­вые» заставляли нас повторять все заново. В конечном счете все прие­мы отработали до совершенства. Одновременно велась тщательная разведка Хуретуйского кордона.

...В восемь вечера 7 августа боевая оперативная группа построилась на территории заставы. На правом фланге – конники, назначенные для снятия часовых. Командование ими поручили мне. В нашей штурмовой группе, насчитывающей две трети всего состава отряда, кроме табельного оружия – 82-миллиметровые батальонные минометы, станковые пулеметы «Максим» и противотанковые ружья. На левом фланге – резерв. На повозках уложены лодки: две деревянные и од­на резиновая. Возглавляет резерв старшина Петыгин. Общее командо­вание отрядом возложено на заместителя коменданта по политчасти ка­питана Квитко. Конная группа сформирована из числа лучших погра­ничников-кавалеристов, в большинстве своем – коммунистов. (После ликвидации кордона она почти целиком была включена в оперативный отряд по охране тыла Забайкальского фронта и с честью прошла бое­вой путь от границы до Порт-Артура.)

Капитан Квитко поставил задачу по ликвидации кордона, и в 22.00 в районе малой излучины началось форсирование реки. На рыбачьих деревянных лодках переправляли пешую штурмовую группу, оружие и конское снаряжение. Мы вчетвером вплавь доставили на противопо­ложную сторону реки лошадей. Было тихо. Лишь колыхалась зеркаль­ная гладь воды, рассекаемая лодками и плывущими лошадьми.

Аргунь преодолена. Прошло первое волнение. Вселилась уверен­ность, что задание будет успешно выполнено, хотя самое трудное, ко­нечно, было впереди. Предстояло по прямой преодолеть трехкилометро­вый заболоченный остров, изрезанный протоками, заросший камышами, и выйти южнее Макарьевских бакалеек — разрушенных глиняных фанз, в которых раньше жили и торговали китайцы.

Выбирая маршрут, мы исходили из того, что японцы считают этот участок непроходимым и не ожидают нашего появления здесь, тем более — большой группой в семьдесят человек.

Впереди пошла конная группа, ориентируясь по компасу. Следом – штурмовая. 82-миллиметровые минометы, ручные и станковые пулеметы несли на себе. Мокрые, перепачканные болотным илом, пограничники вышли на сопредельную территорию. Теперь штурмовой группе предстояло со­вершить пятикилометровый бросок, обойти озеро Хуретуй, приблизить­ся к кордону и атаковать его. Конники в это время должны были прой­ти по тылу, обрезать связь, пробраться к японскому гарнизону с юго-западной стороны и «снять» часовых.

Чувство тревоги, едва вступили мы на чужую, враждебную землю, стало нарастать. Что ожидает нас впереди? Не нарвемся ли на засаду? Не обнаружат ли нас японцы еще до подхода к кордону?.. Но это вол­нение проходило по мере того, как мы углублялись в тыл врага.

Смутно замаячили впереди отроги Восточного Хингана. Берем пра­вее, скачем крупной рысью. Кони навострили уши. Послышался гул проводов. Они подвешены невысоко. Встав на седлах, перерубаем про­волоку клинками. Первая задача выполнена: связь кордона с коменда­турой нарушена.

Через час повеяло аргунской прохладой, и мы вновь, но уже с про­тивоположной стороны, вышли к границе в полутора километрах от кордона. Спешились. Оставив лошадей под охраной двух конников в неглубокой балке, двинулись к кордону.

Преодолев по-пластунски последние десятки метров, свалились в неглубокие окопы, расположенные в 30—40 метрах от казармы. Тиши­на. Гнетущая тишина. Трудно поверить, что весь кордон уже окружен нашими пограничниками.

Послышался нарастающий гул — это армада советских самолетов пошла вглубь Маньчжурии. Часовой, появившийся из-за угла, юркнул в дверь казармы. Очередь по нему растворилась в плотном ружейно-пулеметном огне и взрывах гранат. Стреляя на ходу, через разбитые окна и двери врываемся в казарму. На полу, под койками, лежат япон­цы и бургуты, они в нательном белье, испуганы и растеряны. Возле стены стоят пирамиды с оружием, которое самураи так и не успели разобрать. Потом мы узнали, что в ожидании нападения они до четырех утра просидели в окопах, но, решив, что тревога ложная, ушли отды­хать в казарму. Подремать им удалось всего двадцать минут...

Среди пленных не оказалось начальника кордона. С трудом удалось установить, что он еще два дня назад выехал в свою комендатуру.

Капитан Квитко, написав донесение, приказал мне доставить его на кордон Мингусули коменданту участка капитану Иващенко. Я осед­лал коня, и в это время часовой сообщил, что из тыла к кордону движется всадник. Получив разрешение капитана, выезжаю навстречу ему. Всад­ник, заметив меня, поворачивает коня и переходит на галоп. Началась погоня. Она длилась около часа. Всадник начал отстре­ливаться из карабина, а затем, с расстояния не более 50 метров,— из маузера. Я открыл ответный огонь. Он тут же вывалился из седла. Убитым оказался офицер—начальник кордона.

...На Н-ской пограничной заставе стоит памятник ефрейтору Гудкову. Стоят в Забайкалье памятники героям-пограничникам Виталию Козлову и Якову Перфишину. Пусть они будут напоминанием для но­вых поколений о беззаветном служении Родине, мужестве, отваге и героизме бойцов незабываемого 45-го года, вписавших славную страницу в героическую историю пограничных войск.