|
Исполняется 20 лет со дня образования Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий (МЧС). И все эти годы, со дня образования корпуса спасателей, ведомство возглавляет его создатель Сергей Кужугетович Шойгу. И сейчас, когда где-то происходит очередное ЧП, министр готов в числе первых сорваться на место катастрофы, где ждут помощи от его команды. Мы от всего сердца поздравляем спасателей, психологов, пожарных... весь большой коллектив МЧС с праздником и желаем им поменьше командировок.
Накануне Нового года с главой МЧС, Героем России Сергеем Шойгу побеседовал главный редактор “МК”, глава Общественного совета МЧС России Павел Гусев.
— Каково это — быть министром такого сложного и постоянно находящегося на острие событий ведомства? Не было ли желания уйти на более спокойную работу?
— Думаю, что у любого человека, на любой работе время от времени возникает желание бросить все и уйти. Но время, как говорят, лечит. Были события, совпавшие с трудными периодами в истории нашей страны. Это осень 1991 года и 1993 год, когда уже только после случившегося мы осознали, что произошло — мы же чуть страну не потеряли, потом были землетрясения. Особенно мне запомнилось нефтегорское. В нашей практике это была первая катастрофа такого уровня — с большим числом и погибших, и спасенных. У спасателей существует своя статистика: она меряется человеческими жизнями. На Сахалине была одна из первых больших и трудных наших операций.
Когда сталкиваешься с несправедливостью и горем, вот тогда действительно хочется все бросить... Особенно такое чувство возникло после Беслана, когда наши ребята погибли, а главное — дети… Но, когда проходит успешная операция, когда мы спасаем много людей (а ежегодно нам удается сохранить жизнь более чем ста тысячам человек), снова собираешься с духом. После этого хочется еще что-то придумывать, двигаться вперед.
— Какие самые яркие воспоминания остались от прошедших лет: люди, события или невероятное количество погибших людей, которое вы видели — жертвы, горе, слезы…
— Первое и главное, конечно, люди. Для нас гибель каждого человека — огромная трагедия.
Если же говорить о том, что сильно затронуло душу, то это падение самолета на спящий Иркутск, когда он зацепил детский дом. Там и без этого были детишки большей частью осиротевшие, а после этой трагедии еще больше пострадали, одна из девочек потеряла свою сестру…
Это, конечно, ничего не подозревающий, празднующий последний звонок Нефтегорск на Сахалине, в одну минуту уничтоженный землетрясением. В памяти полностью погибший выпускной класс, девочки в белых фартуках с белыми бантами. Мы тогда спасли более 400 человек.
Наводнение в Якутии. Такого ни в одной стране не было. А ведь это было время, когда люди думали, что им уже никто не будет помогать. Власть тогда впервые дала им надежду на то, что государство их не оставит — новые дома будут построены, жизнь налажена. Картину, которую мы там увидели, забыть невозможно — лед срезал жилые дома, и потом по воде вместе с льдинами плыли обломки этих домов со всеми вещами: холодильниками, телевизорами, паспортами… У нас тогда сложная работа была, но мы получили от нее колоссальное удовлетворение, потому что нам удалось до зимы вернуть эту территорию нашей страны к полноценной жизни.
Конечно, вспоминаются жесткие события в Южной Осетии 1992 года, когда создавались миротворческие силы, цинизм, с которым был расстрелян автобус с женщинами и детьми, тогда сразу 37 человек погибли. Дальше Абхазия — обман на обмане. Это были этапы разрушения единого государства…
— Как вы считаете, что вам особенно удалось сделать за эти годы и что является ахиллесовой пятой Сергея Кужугетовича?
— Начнем с того, что удалось объединить все спасательные силы, удалось создать законодательную базу жизни спасателей. Ведь раньше такой профессии — спасатель — вовсе не было. Силы быстрого реагирования были разрознены, крайне слабо оснащены, жили по своим законам. Сложные были взаимоотношения и с работодателями. Те, кто добровольно уезжал на ликвидацию последствий землетрясения в Спитаке, входили в состав спасательных отрядов и постов, не были застрахованы ни от несчастного случая, ни от неожиданного увольнения. Эту ситуацию переломить удалось: мы создали единое министерство, появилась общая идеология, необходимая законодательная база. По единым правилам теперь живут и пожарные, и спасатели, и горноспасатели, и те, кто работает на воде и под водой. Нам удалось создать образовательную сеть. Мы имеем две академии, университет, четыре института. Большая и серьезная профессиональная подготовка позволяет нам теперь уже спокойно смотреть в завтрашний день, потому что у нас растет замечательная смена. Для нее мы создали образовательные программы, разработали специальные предметы.
Сегодня все субъекты имеют финансовые и материальные резервы, создана единая российская система управления в чрезвычайных ситуациях.
То время, с которым совпало становление нашего министерства, часто называют тяжелым, но это и очень интересное время, оно дало нам возможность для самореализации.
Чем я могу гордиться? Ну, хотя бы разработанным КБ им. Г.М.Бериева при нашем непосредственном участии самолетом “Бе-200”, который по ряду летно-технических характеристик не имеет аналогов в мире. Работа над его созданием велась в период самого безденежья. Но мы продолжали его строительство. Так радовались, когда впервые выкатили его на летное поле! Вертолет “КА-226”, целый ряд новой современной техники и технологий, но главное наше достижение — это сокращение в разы гибели людей при чрезвычайных ситуациях, пожарах и на воде.
Что не удалось? Не удалось до конца создать муниципальную добровольную пожарно-спасательную службу. В нашей стране 33 тысячи населенных пунктов, где нет пожарных, а ближайшие отряды расположены далеко. Всегда мечтал создать особую структуру, находящуюся вне политики, вне национальностей, которая могла бы оперативно и профессионально реагировать на чрезвычайные ситуации во всем мире. Впервые эта идея появилась после того, как мы поехали в Ирак. Эта страна до санкций и войны имела высокий уровень жизни, в городских больницах стояло отличное оборудование, были высококвалифицированные специалисты-медики из разных стран. Но после введения санкций страна была повергнута в нищету и не могла справиться своими силами: не хватало продовольствия, медикаментов, начались эпидемии, умирали люди. Россия протянула им руку помощи. Начали поставлять медикаменты, оборудование, детское питание. И только потом появился проект “нефть в обмен на продовольствие”.
* * *
— Какие выводы сделало МЧС из крайне тяжелого во всех отношениях лета 2010 года? Кто не справился, местные власти поздно спохватились?
— Скорее ошибки при реализации реформы в лесном хозяйстве и ошибки Лесного кодекса. Не было своевременной и взвешенной оценки ситуации, а значит, мы не могли к ней вовремя подключиться, потому что не обладали необходимой информацией. Правительство и тут сделало серьезные выводы: от переподчинения агентства лесного хозяйства напрямую правительству до изменений в Лесной кодекс и отношений с арендаторами.
Взвесив все ошибки этого лета, мы пришли к выводу о необходимости создания специальной градационной шкалы уровней опасности. Например, первый, зеленый, уровень опасности — с решением таких проблем должны справляться на муниципальном уровне. Если уровень опасности повышается, подключаются областные, краевые, республиканские службы. Если и они не справляются, то проблема выходит на федеральный уровень. И самый верхний уровень, красный, — это президентское реагирование. Он уже включает весь ресурс государства. С этим предложением мы уже обратились к Президенту России, надеемся, что он нас поддержит.
Но мы можем сто пятьдесят раз говорить, что охрана леса — не наша функция, а функция лесников, населению от этого не легче. Мы — власть, а значит, должны быть готовы к тому, чтобы отвечать перед населением. Но для того чтобы полноценно быть готовыми к любым чрезвычайным ситуациям, нам необходимо продолжить оснащение своей службы новейшей техникой. В бюджете на 2011—2015 годы средства на это запланированы.
Конечно, параллельно вносятся и изменения в Лесной кодекс. Это лето продемонстрировало нам его несовершенство. Большая работа ведется среди ведомств по защите объектов ядерно-энергетического комплекса, с 15 апреля мы начнем тотальную проверку всех субъектов на предмет их готовности в области безопасности совместно с агентством лесного хозяйства и нашими коллегами из Минприроды и других министерств.
— Сергей Кужугетович, на Общественном совете, обсуждая итоги этого лета, вы не раз поднимали вопрос о необходимости создания добровольных народных пожарных дружин. Последует ли какое-то продолжение этого обсуждения?
— Во-первых, мы подготовили и внесли Закон о добровольной пожарной охране, которая должна появиться во всех деревнях. Во-вторых, создали перечень необходимого в населенных пунктах оборудования. Это и тракторы, и грейдеры, и устройства для рыхления полос земли. Но за этим оборудованием надо следить, и это уже будет зоной ответственности местных властей.
К сожалению, сегодня мы пришли к тому, что нам приходится заново формировать культуру безопасности. Сейчас все говорят о том, что за это лето в пожарах погибло около трех тысяч домов, но умалчивают, что ежедневно в стране от неосторожного обращения с огнем сгорает 500—600 квартир или домов. Всего лишь за пять-шесть дней с лихвой перекрываются страшные итоги горячего лета-2010, а за год сгорает город, в котором могли бы жить 120 тысяч человек. И тут мы еще раз должны вернуться к вопросам культуры безопасности.
— МЧС как-нибудь контролирует ситуацию с продажей противопожарных средств для домашнего использования или это все брошено на самотек?
— В советское время в нашей стране существовало несколько тысяч предприятий, которые производили огнетушители, защитную одежду, маски, обувь, различные противопожарные средства. Их деятельность контролировалась ВДПО. Потом площади по большей части были проданы и разбазарены. Несколько лет назад мы озаботились этой проблемой и совместно с ВДПО стали возобновлять производство, через суды возвращать в собственность объекты, на которых производилась эта техника.
— Сразу возникает вопрос, знаю, что вы были инициатором единого номера спасения…
— 112.
— Но мне кажется, что в последнее время эта идея слабо продвигается. Яркий пример — недавнее нападение на журналиста Олега Кашина. Ему была вызвана “скорая помощь”, которая приехала всего через десять минут, но о том, чтобы вызвать милицию, никто не подумал. В результате органы правопорядка прибыли на место преступления лишь через два часа, когда ловить кого-либо уже было поздно. Если бы звонок поступил на единый номер “112”, параллельно с медиками были бы оповещены все силовые структуры, и, возможно, результаты следствия были бы совсем другими…
— Указ о введении этого номера уже подготовлен. Надеюсь, что он выйдет в следующем году. В тех регионах, в которых мы проводили соответствующие эксперименты, результаты были положительными. Европейские страны внедряли эту технологию — лет по двадцать. Процесс привыкания, переучивания населения небыстрый. Тем более что кроме введения номера необходимо еще оборудовать сами call-центры — единые диспетчерские службы, где эти вызовы будут принимать и единой кнопкой оповещать все оперативные службы.
* * *
— Вы рассказывали о самолетах “Бе-200”. И по другой технике МЧС сегодня один из новаторов в перевооружении в мире. Как удалось внедрить новые технологии, ведь не во всех отраслях этот процесс идет легко?
— Мне кажется, что нашу технику видно чаще, потому что мы на переднем крае. А когда ты понимаешь, что есть два варианта, либо ты будешь жертвовать людьми и здоровьем, либо ты будешь идти и совершенствовать технику и ставить на вооружение все новые и новые образцы. Мы идем по второму пути. Нам в десятки раз увеличили за последние 8—9 лет вложения в научные разработки. Мы с нетерпением ждем появления нового городского вертолета. В вертолет “КА-226” мы в течение пяти лет вкладывали средства.
— Это специально для МЧС разрабатывается?
— Специальный городской вертолет. Мы создали лидарные комплексы, которые определяют на расстоянии разного рода вредные вещества, ядовитые газы, дым. Это оборудование в ближайшее время будет устанавливаться на все объекты ядерно-энергетического комплекса, чтобы на большом расстоянии обнаружить возгорание и немедленно выслать туда службы пожаротушения. Существует очень небольшой перечень разрешенной техники, применяемой ООН при проведении гуманитарных операций — в него входит и наша спасательная машина на базе “КамАЗа”. Мы сейчас делаем роботов для тушения пожаров, начали применять технологию тушения тонко распыленной водой. В ее внедрении должны быть заинтересованы и страховые компании. Если мы поднимаемся на 9-й этаж, тушим одну квартиру и до первого этажа заливаем все водой — страховку надо платить всем. А с распылением это другая технология: в замочную скважину вставили, распыляем и делаем очень плотный и густой туман, влажность подскакивает под 90 с лишним процентов, и это подавляет огонь в квартире! Я думаю, что мы за ближайшие 5 лет, если подводить черту под этим вопросом, от 30% оснащения самой современной техникой должны выйти на уровень в 80%. Парадокс, но нам очень помог кризис, а точнее Правительственная антикризисная программа поддержки отечественного автопрома. Мы получили очень серьезные средства в 2009—2010 годах, за счет чего примерно на 12—15% обновили парк техники.
* * *
— Расскажите о вашей идее страхования квартир и жилья. Это единственный вопрос, за который вас много критикуют, особенно в Интернете. Но тем не менее вы продолжаете бороться и отстаивать эту идею. Почему вы считаете, что это жизненно необходимо?
— У вас дома есть огнетушитель?
— Есть. У меня в бане даже 6 штук стоит.
— Замечательно. У меня тоже есть. А у большинства этого же нет. И человек не задумывается о том, что здесь растут его дети, живут его родители.
— Сейчас у большинства людей квартиры перешли в собственность. Во всем мире она страхуется во всех отношениях — как автомобиль, так и квартира, дача или подсобные помещения.
— Чтобы это понять, многие страны прошли через очень жесткие вещи: сгорел — извини, парень, ты не застрахован и ничего не получишь. Страхование от стихийных бедствий только вышло на уровень, когда в Германии, допустим, ресторанчик восстанавливают тебе на 40% от утраченного. А все остальное ты должен был застраховать так, чтобы компенсировать 100% утраченного. А у нас, когда мы начали проверять, сколько застраховано после наводнения в Якутии, застраховано 1,5% жилья; на юге — 0,4%. На юге построили больше 25 тыс. домов после наводнения в 2002 году. Сейчас выясняем, что жилье до сих пор почти никто не страхует. У человека сидит в голове: государство придет и все сделает. А то, что государство — это мы с вами, мало кого интересует. В России до революции существовали специальные таблички: застраховано от пожара, страховое общество такое-то. Табличка была нужна для того, чтобы приехали и увидели, застраховано — значит, тушим. Не застраховано — извини, тушим, если это угрожает застрахованному объекту. Конечно, сегодня такие жесткие методы неприемлемы, необходимо прививать культуру безопасности. Мы не можем насильно заставить страховать свою личную собственность. Это противоречит Конституции. Значит, надо создать условия, при которых граждане будут делать это добровольно, создавая общества взаимного страхования. По образцу касс взаимопомощи. По нашим расчетам, при таком подходе страховые платежи не будут превышать 40 копеек за квадратный метр.
* * *
— В состав МЧС вошли горноспасатели. Чем это вызвано?
— Во-первых, мы часто работали с ними вместе. Во-вторых, в нашей спасательной профессии это очень уважаемая служба, авторитетная, с богатой историей, с очень отважными и мужественными людьми. Почему было принято такое решение? Вы, наверное, сильно удивитесь, но к моменту передачи и к моменту аварии (надеюсь, что, такой серьезной, последней) на шахте “Распадская” горноспасатели угольной отрасли были акционерным обществом с планом по прибыли. Это необходимо было исправить.
— Как вы считаете, много нужно вкладывать денег, чтобы подвести эту структуру под уровень современной МЧС?
— Денег надо много, но, слава богу, все понимают и поддерживают (и собственники шахт, и правительство). Я в пояс кланяюсь этим ребятам, потому что они затягивали пояса, но продолжали работать и обеспечивали безопасность на шахтах. Они первыми шли после любого взрыва. На “Распадской” после первого взрыва пошли в разведку 19 человек и погибли. Если есть хоть малейшая надежда, что там живые люди, они идут с оборудованием, газоанализаторами.
— А ответственность хозяев шахт? Вы на себя берете бремя спасения. А хозяин, условно говоря, не поставил или выключил газоконтрольные датчики?
— Первое — нужно изменить подходы к формированию зарплаты. И это уже сделано по поручению председателя Правительства РФ В.В.Путина. Во-вторых, надо применять совершенно иные меры наказания за поломку или загрубление измерительных приборов. Загрубить — это значит, чтобы он показывал другие данные или срабатывал на другие уровни загазованности. В-третьих, нужна еще одна ветвь, независимая, контролирующая газовую обстановку в шахтах. И самое главное, это работа с собственниками. Со всеми есть договоры, в соответствии с которыми наши горноспасательные отряды защищают их объекты, дежурят на них. И я считаю, это абсолютно правильно.
* * *
— Вы не раз заявляли, что мы выстроили систему МЧС, опыт которой активно используется. Хотелось бы понять, в чем смысл этой системы, системного подхода в спасении при самого разного рода ситуациях?
— Это система, которая в принципе сама себя обеспечивает кадрами. Мы готовим научные кадры, у нас получают научные степени. Мы все пожарные подразделения — а только на федеральном бюджете под 300 тысяч пожарных — сегодня переоснащаем, обучаем и спасательному делу в том числе. Если говорить про наших западных коллег, то там из общего рабочего времени тушение пожара занимает всего 10%. Все остальное ДТП и т.д. Сегодня мы тоже работаем на дорогах. Мы начинали с того, что реагировали на каждое восьмое ДТП (там, где люди пострадали), сейчас мы реагируем практически на каждое второе. В стране создана большая оперативная система. Летом мы практически за 3 дня оперативно мобилизовали более 160 тыс. человек, 23 тыс. единиц техники на борьбу с пожарами. Но до полного совершенства надо еще пока много сделать. Так что успокаиваться рано.
— Это мощнейшая фронтовая операция.
— Не создав систему, их невозможно было отмобилизовать. Сюда входит и обеспечение питанием, и бытовые условия, медицина. Бойцу нужно умыться, поесть, поспать. А еще нужно заправлять технику и топливом, и водой. А когда мы начали тушить пожары и ночью, то, конечно, нужно было освещение и повышенные меры безопасности. Это лето позволило увидеть все ошибки, недоработки, насколько наша система готова к подобным ситуациям. Мы провели много разных научных конференций, разрабатываем и заказываем новую технику. Приняли на вооружение первые машины со специальным стволом для тушения торфяников.
По поручению Президента России и председателя правительства принята большая программа переоснащения МЧС России на 2011—2015 годы. Средства, которые на нее выделяются, — 43 млрд. рублей. Причем каждый рубль имеет совершенно конкретное назначение.
Буквально на днях на заводе ЗИЛ мы наладили выпуск мотопомп, которых очень не хватало прошедшим летом. Начали совместное производство пожарной техники на базе “КамАЗов” и “ЗИЛов”. В этом году успеваем выпустить где-то около 170 автомобилей. В 2011-м их будет уже 300. И будем продолжать эту работу.
— Я хочу подытожить: этим летом российская система сработала. Я думаю, что как раз так и родились решения об обновлении техники.
— Не обошлось без потерь, погибли люди, в том числе двое наших ребят. Было многое повреждено, то есть где-то покрышки подгорели, где-то техника обгорела или сломалась — мы потеряли 2400 единиц техники, 300 километров рукавов. Это значит, что для такой работы рукава нужны другие, техника нужна немного другая, тактика другая. Значит, мы должны наши подразделения, которые работают в городах, учить работать и на тушении природных пожаров.
* * *
— Я хотел бы вернуться к закону о добровольной пожарной дружине. Сейчас идет обсуждение в Госдуме, насколько я знаю, есть ряд положений, принципиальные позиции по льготам для тех, кто будет участвовать, потому что без этого ничего не получится. Но я знаю другое, что при слове “льгота” Министерство финансов сразу берется за оружие. Не получится ли, что закон будет выхолощен и останется один голый энтузиазм?
— Очень хороший вопрос. Я постараюсь вам на него ответить довольно коротко и постараюсь быть абсолютно понятным. Конечно, можно ввести в федеральном законе льготы. Были такие предложения, начиная от освобождения от службы в армии… Я считаю это не совсем правильным. Мы от МЧС должны предоставить такую льготу, как получение соответствующего образования и подготовки. А дальше в законе мы написали, что все остальные льготы и преференции должны предоставляться на уровне субъекта Федерации. У нас страна большая, мы разные, у всех разные возможности. Исходя из этого, губернаторам дается право определить льготы для добровольцев. То ли это будет, например, освобождение от уплаты за коммунальные услуги, бесплатный уголь или дрова или что-то другое. То есть нужно найти какие-то возможности, за счет которых можно было бы привлечь человека в добровольцы. Вот когда мы это все отработаем и поймем, тогда какие-то общие положения можно будет принять. Ведь добровольцев должно быть в 5 раз больше, чем нас, федералов-профессионалов. Самое большое количество их в Германии. Но они долго шли к этому. У них сегодня работодатель должен сохранить за добровольцем рабочее место и зарплату во время его дежурства. Они в какой-то части освобождаются от пенсионного налога, отработав 15 лет, идут на пенсию на 5 лет раньше, при этом не платя пенсионного налога. Это стимулы для людей.
— Сергей Кужугетович, какие льготы существуют для сотрудников МЧС?
— В России действует Закон о статусе спасателя, который оговаривает различные льготы для людей этой профессии, в том числе и более ранний уход на пенсию. По достижении нашими сотрудниками определенного возраста мы стараемся предложить им преподавательские должности или какие-то другие места работы. Кроме того, закон оговаривает обязательное страхование спасателей. Если случилось непоправимое — спасатель погиб, его семья не останется без нашего внимания и защиты государства.
Не так давно мы добились того, что в законе появилась статья (у военных она была всегда, у гражданских же нет), согласно которой будут выделяться средства на приобретение жилья для наших спасателей. Закон оговаривает и питание спасателей во время выполнения задания, и транспортные расходы. В случае чрезвычайной ситуации зарплата наших сотрудников вырастает в несколько раз. И это не случайно, потому что в том же Законе о статусе спасателя записано: “спасатель имеет право на оправданный риск”. Короткий пункт, но емкий, вместительный.
Сейчас мы работаем над тем, чтобы на спасателей, которые трудятся в составе муниципалитетов и не входят в федеральную систему МЧС, распространялось действие Закона о статусе спасателя.
Ну и, конечно, нельзя забывать о той общественной организации, которую мы создали, — Российский союз спасателей. Это сообщество людей, которое живет по правилам нормального мужского братства, не только мужского, профессионального братства.
* * *
— Это лето было не для отдыха. Но все-таки, как отдыхает министр МЧС?
— Думаю, что точно так же, как и главный редактор “Московского комсомольца” (смеется).
— Я так понимаю — охота, рыбалка.
— Да, в основном в тайге, в лесу, на реках. В диких местах.
— То есть уйти в природу от шума, гама — это, наверное, самая заветная мечта?
— Уйти от телевизоров, газет, мобильных телефонов, постоянного ожидания того, что вот-вот опять может что-то случиться (хотя от этого даже в отпуске полностью не уйти). Когда был моложе, напряжение отступало где-то на третий день отпуска. Сейчас и пяти—семи дней не хватает: уже уезжать, а полноценный отдых еще не начался. Но отдыхать, конечно, надо…
— А сколько у вас командировочных дней в году получается?
— Раньше, в 1991—1997 годах, было намного больше. Рекорд — 276 суток в командировке. Сейчас реже, подготовлены специалисты, нас стало намного больше, но и, конечно, появились новые дистанционные системы управления.
— В МЧС работает много женщин. С кем вам легче работать — с женщинами или мужчинами-спасателями?
— Провокационный вопрос. Вообще-то, я думаю, что с мужчинами. У нас много полевых работ, опасных, в которых нелегко создать необходимые для женщин условия. А вот в самом министерстве женщин много, и они прекрасно выполняют свои обязанности. Я доволен работой всех сотрудников, мне с ними комфортно.
— Если бы свой трудовой путь вы начали только сейчас, если бы так получилось, что вас только сегодня назначили министром по чрезвычайным ситуациям, вы действовали бы так же или, переоценивая свой жизненный опыт, пошли другим путем?
— Во-первых, я бы вообще не пошел на эту должность (смеется). Ведь пока мы воевали, устанавливали мир в Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье, мы были практически оторваны от мира, почти не бывали в Москве. А в это самое время там проходили весьма значимые процессы. Одна приватизация чего стоит. Ведь и мы люди не бесталанные, тоже могли бы сегодня иметь отношение к нефтяной, газовой промышленности или к цветной металлургии… Если же говорить серьезно, то у нас замечательная профессия и невероятно интересная работа.
И еще, я бесконечно благодарен судьбе, что первые десять лет существования Министерства по чрезвычайным ситуациям нас не втягивали в политику. Мы творили, у нас была огромная степень свободы, хотя я так и не знаю, почему так получилось: то ли от высокого доверия к нам, то ли от того, что не до нас было.
— Ваши предновогодние пожелания читателям “МК”?
— Я хочу, чтобы следующий год был как минимум лучше, чем прошедший. Я очень хочу, чтобы в 2011 году мы в конце концов забыли слово “кризис”. И еще я хочу, чтобы в следующем году мы вновь стали интернационалистами, как это было много лет назад. Чтобы каждый человек думал, помнил и дорожил тем многообразием культур, которое есть в нашей стране. И очень хочу, чтобы в следующем году на телевидении, радио и в газетах была представлена вся многонациональная великая Россия.
Вспомните те времена, когда двадцать-тридцать лет назад на эстраде блистали — Роза Рымбаева, Як Йола, Махмуд Эсамбаев, Муслим Магомаев, ансамбли “Песняры” или “Ялла”, Людмила Зыкина, ансамбль Моисеева…. А в центральной труппе Цирка на Цветном бульваре была, кстати, группа тувинских канатоходцев под руководством Игамберды Ташкенбаева. В программах “Алло, мы ищем таланты”, “А ну-ка, девушки!”, “А ну-ка, парни!” очень внимательно смотрели, чтобы была представлена вся страна. В общем, очень серьезно занимались интернациональным воспитанием. Так, наверно, и должно быть.
Всем читателям “МК” в новом году хочу пожелать мира и добра. И как можно реже вспоминать нас.
|
|