Тува. В деревне то было, в Огневке...

В будущем году село Огневка (Сайлыг) отметит 110-летие со дня основания. Судя по исторической справке, оно было основано в 1904 году русским переселенцем Филиппом Михайловичем Огневым. У него было семеро детей. Как и другие русские семьи, он начал строить здесь первые дома. Переселенцы занимались в основном охотой и рыболовством. Коренными же жителями этих мест считаются родоплеменные группы Оюнов, Чооду и Долаанов. Их аальные общины располагались у подножий Кара-Хаа, Кара-Дага и Баш-Дага. Русский переселенцев они приняли очень хорошо, жили с ними в мире и согласии.

Эмилия Александровна Ковалева приехала сюда уже спустя полвека после Огневых – в марте 1949-го. Так с тех пор здесь безвыездно и живет. Вот уже без малого 64 года. Все эти годы учительствовала в местной школе.

– Вообще-то я родом из Красноярского края. В колхозе работала. Отчаянная была, и как только замуж вышла, сразу завербовались в Туву. В послевоенные годы везде тяжело жилось. В колхозе тоже было не сладко. А тут еще и мама моя умерла. Вот и снарядились в 1949 году в неведомый край. Немного в Кызыле пожили, потом в Арыг-Узю перебрались, а еще через год – в Огневку. Уже 63 года прошло, но я хорошо помню, как мы сюда приехали, –  вспоминает Эмилия Александровна. – Очень много было землянок особенно вдоль берега реки. И мы с мужем вначале поселились в землянке. И сразу же стали строить дом. Из Арыг-Узю тогда вместе с нами много семей переехало, появилась целая улица – Арыг-узюнская. Жили дружно, помогали друг другу. В том числе и в строительстве домов. Вот и эту пятистенку всем миром ставили. В ней мы до сих пор живем. Смотрите, сколько годков прошло, а она стоит себе. Только после последнего землетрясения почувствовали, что стены чуть-чуть покосились. Вот, видите, линолеум как будто вниз сполз, потрескался.

– И печка такая же древняя, как и дом?

– Обычная русская печка, каких теперь уже редко где встретишь. По правде говоря, их уже разучились класть. Разве что каа-хемские староверы еще сохранили кой-какие навыки.

– И до сих пор пользуетесь ею?

– Чудной ты, мил-человек. Конечно, пользуемся!  Микроволновки-то у нас, увы, нет.

– Что пекли в ней в последний раз?

– Шаньги наливные. Знаете, какие они аппетитные, когда вынимаешь их ухватом свежими да румяными из печи! А запах какой по избе стоит! Вот в прошлом году внуков ими угощала. Раньше, когда здоровье было, чего только не выпекала? Мы ведь сколько тут годков живем, все время живность держали. Две коровы – это обязательно. Молочные продукты всегда были. А наливные шаньги вкуснее всего со сметаной. Нынче, правда, ничего еще не пекла. Нам со стариком много ли надо?

– Когда в Огневку переселились, много русскоязычных семей было?

– Да, милый ты мой, тут тогда ни одной тувинской семьи не было. Мы одни, как последние из Могикан остались. Я и старик мой, Анатолий Никандрович  Кудинов. В сентябре ему 79 лет исполнится. Мой-то мужик погиб в тайге, единственный сын умер 15 лет назад. Остались от него дети – внук и внучка. Оба в Кызыле живут. Вот мы и сошлись с Анатолием, который к тому времени тоже был вдовцом. Так и живем уже 42 года.

– Я сюда, в Огневку, приехал, как и  Эмилия, в 1949-ом. Родился и вырос я в Тодже. Оттуда нас, семь русских семей, выселили в 1939 году. На плотах сплавлялись, на большом пороге плоты разбились, все пожитки потонули. Но люди, слава Богу, живы остались. Добрались до Уюка, там и осели. Оттуда я завербовался в геологическую партию, – включается в разговор Анатолий Никандрович. – В тот год, в конце июля, у родника в котловине озера Каък мы разбили первый лагерь.  Два года вели разведку. Я геофизиком работал, рейку носил. Сначала находили разные минералы: малахит, азурит… Натыкались на прожилки вторичных минералов. Пока до кобальта докопались! А как докопались, начали строить комбинат. Я в основном на буровой работал. В 1985 году вышел на пенсию. Как годы пролетели – не заметил. Азарт был. Работали, как лошади. А как иначе? Власть старалась делать людям добро. И люди откликались тем же. Предприятие-то оборонное. И снабжение было хорошее.

– Что и говорить, жизнь била ключом, – вздыхает Эмилия Александровна. – Каждый праздник отмечали. И Новый год, и Рождество, и старый Новый год… Правда, тувинский Шагаа отмечать запрещали, но мы все равно тайком собирались в тувинских юртах.  Помню, хороводили за околицей. Запевали: «Во деревне то было, в Огневке…». Вместо Ольховки вставляли Огневку. Ну, и порой имена переиначивали. Вместо: «Там жил-был парень Андриашка...», пели, например, Пашка, ну и так и далее. Весело, дружно жили, что скажешь.

– И во деревне, и за деревней всего было полным-полно, - добавляет Анатолий Никандрович. – Тайга, пока не горела, всякой дичью кишела, а сколько было грибов и ягод, ореха – в глазах рябило! За оврагом – речушка Шадринка, рыбы в ней лови – не хочу. Вы знаете, вначале это вообще просто ключ был без названия. Однажды в какой-то праздник мы искупали в нем главного бухгалтера Шадрина. С тех пор так и повелось за ней это название. В последний раз года два назад отчаялись мы выйти со старушкой в тайгу. Не та она уже стала. Много леса выгорело, очень много. Зверь ушел. Состарилась тайга вместе с нами, уже не так плодоносит, как раньше.

– Вы знаете, у нас ведь есть однокомнатная квартирка в Хову-Аксы. Мы за ней присматриваем. Когда случилась беда, нам соседи по телефону сообщили, сразу поехали, успели воду с батарей слить, так что у нас они не перемерзли. Но мы твердо решили доживать свой век здесь, в Огневке. Такова, видать, судьба. Прикипели мы к этой земле, приросли к ней. Хотим, чтобы здесь нас и похоронили. А то, что одни из русских остались, так это не беда. Мы всех хорошо знаем, и нас все знают. А главное, уважают.