Перепись в Туве: 80 лет назад

Более 1000 переписчиков с синими портфелями и шарфиками в эти 11 дней пытаются дойти до каждого жителя Тувы. 80 лет назад за этим занятием полтора года провел в Туве один из крупнейших ученых-статистиков, профессор Московского финансового института Павел Петрович Маслов. Доктор экономических наук серьезно отнесся к поступившему предложению провести комбинированную демографическую и сельскохозяйственную перепись в Тувинской Народной Республике. За полгода он выучил тувинский язык, прочел все, что когда-либо публиковалось о далеком Урянхае и отправился в Туву.

Маслов и его тувинские проводники в 1930 году дошли до каждой юрты, переговорили с каждым чабаном, выясняя, каков состав его семьи, как каждый член семьи участвует в ведении хозяйства, чем владеет семья, что арендует у соседей, привлекает ли к ведению хозяйства наемный труд. Итогом этих полуторогодовых кочевий и расспросов стала объемная книга в темно-зеленой обложке на русском и тувинском языках, которая сегодня хранится в Центральном Государственном Архиве Республики Тыва.

Ученый так погрузился в тувинскую действительность, что написал и художественную книгу «Конец Урянхай. Путевые очерки», вышедшую в 1933 году в издательстве «Молодая Гвардия». В ней с юмором, цифрами и любовью рассказывается, как проходила переписная кампания, о быте тувинских кочевников, укладе их жизни.

Маслов посчитал, что все тувинские хозяйства перекочевали 581 тысячу км, что в среднем составляет 42 км на хозяйство. Учитывая, что в год хозяйства меняют места стоянок четыре раза, на одну перекочевку приходится в среднем по 10 км «с хвостиком». Московский профессор докочевал также до старателей, охотников, рыбаков и подробно описал их жизнь. На Тодже ему запомнилась встреча со старостой русской рыболовной артели.  Тому было 102 года. Старик плел длиннющий невод из нитей общей длинной в 26 км, а невод получился бы длиной в 120 м и обучал тувинских рыбаков.

Книга Павла Маслова опубликована в 5-м томе Антологии Сергея Шойгу «Урянхай. Тыва дептер».

Так статистик описывает сложную работу переписчика в этой книге: «Перепись кочевых хозяйств оказалась значительно сложнее, чем это мне представлялось вначале. Бесчисленные затруднения встретили мы на своем пути. Правда, сумонный староста неизменно точно указывал местонахождение арбанов. Правда, нам удавалось не пропустить ни одной юрты, но наш бюджет времени с каждым новым поиском значительно колебал все плановые предположения. Это было бы еще полбеды. Но тувинское хозяйство, которые мы должны тщательно, почти монографически, описывать, таило в себе ряд неожиданных тонкостей.

При описании разного рода хозяйственных сделок, наибольшую трудность для регистраторов представила та область социальных отношений, где, наряду со случаями прямой эксплуатации или явного зависимого состояния встречались сложные формы, завуалированные пережитками родового быта. В большинстве случаев при ближайшем рассмотрении эти случаи, носящие формы примитивного коллективизма, оказывались более или менее скрытыми антагонистическими отношениями. Однако, несомненно, имелись и случаи, ближайшими родственниками и где самая сделка являлась следствием целесообразной организации труда.

Но нужно отметить, что и в этом случае «родовой строй» представлен лишь в ничтожной мере, ибо такого типа сделки повсеместно распространяются только на часть производственного процесса, но отнюдь не на самое хозяйство. Наиболее часты случаи совместной кочевки, требующей наличия достаточного количества волов. Хозяйства низших групп предоставляют друг другу своих волов и кочуют по очереди. Сюда же относится «супряга», при которой хозяйство, имеющее плуг, но не имеющее волов, «складывается» с другим, у которого нет плуга, но есть волы.

Случаи «сложения» труда, как правило, в чистом виде не встречаются. Распространенные виды «помочи» при работах, требующих приложения большого труда (в первую очередь, битье шерсти), несомненно, к этой категории не подходит. Обычно состоятельный хозяин изготовляет большое количество араки (молочная водка), режет барана и приглашает соседей на битье шерсти и катание войлока. В этом случае соседи выполняют работу, которую нужно было бы выполнять силами наемной рабочей силы. Идут на битье шерсти соседи-бедняки, чтобы поесть и засвидетельствовать богатею почтение. Разумеется, бедня сам не устраивает «помочи», так как и работы у него немного, да и кормить соседей нечем.

«Сложение» равновеликих затрат труда таким образом встречается весьма редко. Часто при указании на такого рода договор при дальнейшем расспросе регистратору удавалось выяснить, что труд одного из участников был заменен или рабочим скотом, или инвентарем, или продуктами питания, или семенами. Совершенно очевидно, что в этих случаях всплывают отношения совершенно иного порядка, ничего общего с простым «сложением» не имеющие.

Изо дня в день члены отряда обращаются ко мне за разбором сложнейших казусов, сделавших бы честь любому старорежимному учебнику гражданского права. Вот, например, Самба-Люндуп. Он всегда выискивает самые запутанные формы социальных взаимоотношений. Он приезжает из отдаленных аалов, садится около меня на корточки и вынимает с безразличным видом ворох записок с неразборчивыми пометками. Долго копается в них, что-то вспоминает и, наконец, обращает ко мне бесцветные глаза.

 – Тергиилекчи (правитель), скажи мне, как записать такой случай. Панча ходил на охоту с ружьем, принадлежащим Каранеку. За это он отдал Каранеку 20 белок. Но соседи говорят, что белки он отдал не за ружье, а за полшана (мера земельной площади), засеянного просом. Каранек хлеб не сеет, а Панча уверяет, что сам посеял.

Здесь Самба-Люндуп вытряхивает кисет.

 – Пока, - говорит, - разбирал, весь табак у меня раскурили. Два дня я жил в этой юрте.

Я знаю, что лучше всего отправиться туда самому. Но времени мало. Приходится по данному не тувинским советом министров праву вызывать через старосту и Панчу, и Каранека. В результате каждое утро у своей палатки я вижу толпу вызванных тувинцев, с недоумением смотрящих на людей, которых почему-то интересуют их хозяйственные дела».

По данным переписи, составленной Павлом Петровичем Масловым, в 1930 году в ТНР проживало 82 183 человека, из которых мужчины составляли большую часть – 42 457. Коренных жителей было 64 911, они составляли 78,9% населения. Грамотой владели 10988 людей, это 13% населения.

Лошадей в хозяйствах всех форм собственности было 105 265, овец – 529 780, коз – 291 848, маралов – 817, свиней – 1343.