Америка – действительно, великая страна, как бы мы ее не любили. Но сразила она меня наповал не монументальными ансамблями Вашингтона, не небоскребами Манхеттена или чудесами голливудских киностудий, а скромным музеем в маленьком городке в сердце США – штате Айова. Один из небольших залов музея был отдан под экспозицию быта фермера 20-х годов. Фермера небогатого, типичного, как объяснил экскурсовод. Девушка говорила много и долго, но слушал ее только до тех пор, пока не увидел в дальнем углу внушительных размеров шкаф, крашеный в белое.
– Что это? – спросил я у переводчика Алана, пугаясь своей догадки.
– Как что? – удивился тот. – Это же холодильник.
– Холодильник! – вмиг девушка-экскурсовод осталась без аудитории. Вся наша группа сгрудилась у белого шкафа. Все молчали, рассматривая это чудо. Холодильник в быту типичного фермера 20-х годов ХХ века?! В дом самого прогрессивного в мире советского человека это изобретение начало массово входить лишь в начале семидесятых годов. Но и тогда считалось роскошью. Потом все мои спутники признались, что в тот момент считали в уме, и у всех выходило, что отстаем мы лет на шестьдесят, как минимум.
Молчание нарушил горячий кавказец:
– Ну, когда же мы их догоним…
Нет, наша главная российская беда – не дороги. И даже не дураки. Есть болезнь похуже, и называется она в народе просто – нетерпеж.
Первым заразился ею и завез в матушку Россию не кто иной, как царь Петр. Поездил по куршавелям, понасмотрелся на сытую тамошнюю жизнь и решил: а мы что – хуже. Вернулся домой и давай боярам бороды драть да чаем травить.
Хорошо, что Петр, как мужику и положено, в основном возле мужских дел по заграницам терся – на судоверфях да в кузнях. Увлекся этим так, что дома флот заложил, на Урале плавильные заводы отстроил.
Плохо, что зуд к скорым, революционным по сути своей переменам стал фактически наследственной болезнью Романовых. Екатерина Великая, принцесса из немецкого княжества, принялась перестраивать Россию на голштейнский лад с женским уклоном. Павел I, не наигравшись в детстве в оловянных солдатиков, взялся мучить армию прусским гусиным шагом.
Но лучшими учениками петровскими показали себя все же не его прямые наследники, а большевики. Те решили, что Россия должна не просто догнать загнивающий империалистический Запад, а перегнать и, мало того, потом похоронить. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, заявили они. Сказку они нарекли коммунизмом и обещали, что сделают его былью уже к 1980 году. Чего эта утопия стоила, сколько люду российского полегло за сказку в гражданскую да ГУЛАГе, – повторяться не буду. Петр I, тоже положивший на свои задумки сотни тысяч мужиков, на их фоне бледно выглядит. Но это – дела прошлые. Другое тревожит.
Казалось, ученые уже, горького опыта – сверх головы. Покончили с нетерпежом. Отдохнем от революций, от борьбы с классовыми врагами, пережитками и за светлое будущее. Просто будем жить и работать – каждый в меру своих сил и возможностей. Глядишь, лет через шестьдесят скостим отставание до пяти-десяти лет. Даже японцам на их чудо понадобилось почти сорок лет. Несмотря на то, что ломать и перекраивать с нуля им не пришлось. Даже император остался при своей должности.
Но, похоже, терпежу нашего хватило только на двадцать лет. О том, что было на Болотной площади, на проспекте Сахарова пересказывать нет смысла. Уже тогда, в декабре, заскребли кошки на душе. И хотя каждый выступающий со сцены считал своим долгом успокоить то ли себя, то ли власть: мы не хотим революции, мы желаем просто отменить итоги выборов, – верилось в этом с трудом. Вспомнилась школьная физика и один из основных законов механики, который в точности экстраполируется и на сферу человеческую: действие рождает противодействие. Закон этот действует безотказно. Те, кто затевал этот митинг, со школьной программой, конечно, знакомы, и если надеялись на то, что на этот раз закон не сработает, то обманывали сами себя. Ждать противодействия пришлось недолго. В феврале против Болотной встала Поклонная.
Радио «Свобода», отрабатывающее деньги конгресса США, в тот же день рассказало о том, как его корреспондент заработал за поход на Поклонную 500 рублей. Вполне допускаю. Якобы среди поклонников этот корреспондент заметил выпивших. Тоже верю: и сам бы не отказался погреться на морозце. Но 140 тысяч человек не купишь, мерзнуть полдня за 500 рублей не всякий московский бомж согласится. Значит, шли и за свою идею или против идей Болотной. А это вам не шутки. Это первая стадия опасного процесса деления общества, который пострашнее цепной реакции деления атомного ядра.
Я пытался успокоить себя тем, что это только Москва, причем, сорок или даже сто сорок тысяч – меньше процента от ее населения. Но 5 февраля встретил знакомого юношу, начинающего журналиста, который с восторгом делился впечатлениями от событий декабря, а потом спросил:
– А вы куда бы пошли: на Болотную или на Поклонную?
Когда я ответил, что пошел бы на хоккей, он, кажется, разочаровался во мне как в гражданине:
– Вы что, против прямых выборов губернаторов?
Значит, коснулось и нас. Не могло не коснуться. Я не против прямых выборов, но на Болотную уж точно бы не пошел. Потому что среди организаторов этого действа были те, кто уже вкусил власти, и, вобщем-то, не скрывают: им нужна именно она, а не демократия. В одном из прямых эфиров на том же радио «Свобода» накануне 4 февраля одна из участниц разговора, раздосадованная нежеланием оппонента прийти на Болотную, даже проговорилась. За точность формулировки не ручаюсь, но прозвучало примерно следующее: когда мы победим, вы останетесь у разбитого корыта.
Но таскать каштаны из огня для этих дяденек и тетенек, честно говоря, нет желания. Не внушают доверия. Один известен тем, что сочинил в начале девяностых программу, с помощью которой обещал за 500 дней превратить еще советскую Россию в процветающую капиталистическую страну. Демократы подавали его как спасителя Отечества, но когда то ли Ельцин, то ли Силаев пригласили его в правительство, чтобы дать карт-бланш для реализации его программы, он благоразумно отказался. Но к тому времени успел так пропиариться, что был уже нарасхват.
Другой получил известность в губернаторских кругах как Миша-восемь процентов, а сегодня встал в первые ряды борцов с коррупцией. Третий наотрез отказался от приглашения террористов пойти в кинотеатр на Дубровке, чтобы обсудить условия освобождения заложников, а теперь выдает себя за несгибаемого и мужественного борца за демократию. Четвертый прогремел на весь мир куршавельскими пирушками. Пятый…
И даже Каспаров, ни в чем предосудительном не замеченный, предстал в новом свете, когда вдруг начал жаловаться на отсутствие жесткой реакции Запада на итоги выборов и активной поддержки Болотной площади. Какую реакцию и какую поддержку он имел в виду? Натовские спецназы, как в Ливии? Оружие для нацболов? Российский вариант «арабской весны»? Или очередную «цветную революцию»?
Последнее, наверное, более близкая к истине догадка. Уж очень знакомо дейстовала так называемая несистемная оппозиция минувшей осенью. Как в Киеве, задолго до выборов 4 декабря их объявили сфальсифицированными. Еще летом попытались слепить новых лидеров общественного мнения из фигур неодиозных и вложили в уста одного из них слоган дискредитации оппонентов. Заполонили все без исключения интернет-ресурсы антипутинской пропагандой. И кто его знает, если б не зима – не чета украинской, – глядишь, появились бы и на Болотной палатки с полевыми кухнями.
Конечно, все главные действующие лица Болотной прекрасно понимают, что как бы там ни было, рассчитывать сегодня на победу они не могут. Но хочется очень. Нетерпеж. Тем более, что им их деятельность не грозит ничем. Россия уже не сталинская и таковой уже не будет никогда, как бы нас этим ни пугали. И бьют-то они именно по нашей родимой мозоли – желанию жить лучше, жить, как живут в куршавелях уже сейчас, а не в исторической перспективе. Хотя тот же Касьянов или Немцов не хуже Путина знают, что в экономике чудес не бывает.
Кто-то из функционеров Болотной назвал площадь Сенатской, а себя и сотоварищи – декабристами. В шутку. Но шутка получилась с намеком. Помните Ленина: «Сначала – дворяне и помещики, декабристы ... Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы. Но это не была еще сама буря».
Не хочется что-то бурь. Хотя бы потому, что они никогда не бывают попутными. Они рвут паруса в клочья. На таком корабле за Америкой не угнаться.