Ворота в виде арки с надписью ТНР, обмен акша на советские деньги, передовая, благодарность Сталина...
В свои 84 года Георгий Васильевич Абросимов выглядит моложаво: стройный, подтянутый, подвижный. Что называется: красиво постаревший. Прекрасная память. И с чувством юмора все в порядке.
На фронт он уходил мальчишкой, восемнадцать не исполнилось. И свойственные именно этому возрасту впечатления наиболее ярки в его памяти.
Как он вспоминает, будучи семиклассником, даже не понял, зачем ему надо было через три дня прибыть в Кызыл с запасом продуктов.
– Родители, как узнали об этом от председателя сельсовета Фокея Фомича Казанцева, лишились сна, а я радовался: в Кызыл поеду! Хотя до этого уже прошел призывную комиссию.
Наутро надо было выезжать, потому что от нашего Бай-Хаака два дня до Кызыла добирались на лошадях. Провожали нас от сельсовета, Григорий Афанасьев, Костя Астанин, Николай Ошаров, еще кто-то – все пацаны. Отец только и сказал: лучше бы меня отправили...
Призывники из Бай-Хаака прибыли с опозданием, машины уже стояли у муздрамтетра (нынешней филармонии) Тем не менее, их чуть ли не бегом отправили в ресторан, который тогда находился в здании нынешнего магазина «Азас».
– И представляете, нам выдают такие белые мешочки килограммов по десять. Я после войны видел фотографию в военкомате: стоят тувинские добровольцы, и у каждого в руках точно такие же мешочки. Значит, не только нас одаривали... А в них были продукты, колбаса хорошая копченая, еще что-то, папиросы «Казбек», «Пальмира». Мы, как дети, радовались этому подарку, хотя и свои продукты были... Ну и сразу подошли три машины «ЗИС-5», некрытые, только солома на полу, да брезент. Добрались до Уюка, там еще набрали призывников, в Туране еще добавили.
Так, в конце ноября 1943 года, началась у деревенского парня новая, взрослая, жизнь.
Живы в его памяти многие моменты передвижения по Усинскому тракту, особенно, как пересекали границу.
Не доезжая до Шивилига, направо увидели казармы. Наши пограничники даже документы у них проверять не стали. На «нулевке» Георгий запомнил деревянные ворота в виде арки с надписью «ТНР», небольшой домик, два полосатых пограничных столба. Призывников высадили, построили, русские пограничники обошли их с собаками, пересчитали и разрешили ехать дальше. Километра через два остановились возле какого-то домика. Здесь проходили полный досмотр, и обменяли свои акша на советские деньги. У Георгия было с собой четыре или пять акша, а обменивали меньше.
– Русских денег до этого я не видел, стою на улице, сравниваю оставшиеся акша с новыми бумажками, а мимо проходит шофер минусинский. И выпросил у меня эти акша, взамен сколько-то русских денег еще дал. Он-то в Туву ехал, а на три акша, например, тогда можно было барана купить.
В документах у «тувинца» Георгия Абросимова написано: на войну призван Абаканским райвоенкоматом.
В Абакане сформировали эшелон и отправили в Тюмень. Здесь промерзшие в дороге тувинцы отогрелись, отмылись и переоделись в форму. И опять-таки чисто мальчишеское воспоминание: «вместо кроличьей моей шапки, – смеется фронтовик, – получил я буденовку».
В мае в лагере Бершет на станции Юг Молотовской области (ныне Пермская), расформировавшись, отправились тувинцы в разные части.
– Я попал в артиллерию, Юртаев стал танкистом, Григорий Афанасьев и Прокопий Беспалов из Сосновки - пулеметчиками.
В артиллерийском расчете, куда фронтовик был определен заряжающим, подобрался у них почти «интернационал»: украинец Тарасенко из Балгазына, еврей Ян Шварцштейн из Москвы, командир орудия Иван Емельянов из Горького и белорус Калюжный. Ведь свою противотанковую 45-миллиметровую пушку (такая сейчас стоит в Национальном музее) они тащили конной тягой на двух лошадях.
Когда закончилось их обучение, командир дивизии решил проверить боеготовность каждого бойца, дав команду пройтись строем. А в полку оказался слишком низкорослый парнишка. И командир приказал не пускать его на фронт, оставить еще учиться. Тот, вспоминает Георгий Васильевич, – в слезы: не останусь, поеду, как все, на фронт! Разжалобили комдива мальчишечьи слезы, вытер он их своим платком, отдал его парню, подарил еще пачку папирос и велел становиться в строй.
По дороге на передовую в теплушках питались сухарями с селедкой. В каких городах давали горячий обед, Георгий помнит до сих пор: всего три раза это было. Последний раз суп ели в Москве, и до самого Бреста забыли о нем.
Когда подъехали к Смоленску, увидели город разоренным, так же выглядел и Минск. На знаменитой станции Барановичи остановились ночью. Она вся разрушена, лишь водонапорную вышку немцы не сожгли, потому что самим нужна была.
– Людей никого не видно, – рассказывает Георгий Васильевич, – потом вдруг откуда-то из щелей всяких, землянок стали они выползать, как из нор. Неподалеку от состава стоял немецкий брошенный танк. Смотрю, солдат один в нем шараборится, нашел какую-то безделушку блестящую, к нему еще несколько ребят подошли. И вдруг - взрыв! И все, кто был около танка, погибли. А мы так и не поняли, что же этот солдатик нашел такое. И сколько потом на моей памяти таких случаев было, когда люди просто по глупости гибли...
В дорогу бойцам выдали по флакончику с хлорированными таблетками, чтобы можно было воду обеззараживать. С ними у фронтовика связана опять же по-мальчишечьи озорная история.
На одной из станций старуха торговала клюквой. Ее Георгий никогда не пробовал, да и есть сильно хотелось. И один солдат поделился с ним опытом: бабка может обменять ягоду на эти таблетки. Насыпали нашему земляку неведомого лакомства полную пилотку, и тут же, не отходя, он принялся ее пробовать.
– А сзади бабки стоит на костылях солдат и наблюдает, – с хитринкой в глазах продолжает Георгий Васильевич. – Тут уж и начальник гарнизона подоспел, он ведь тоже человек, дает ей целую склянку этих таблеток, та ему последнюю ягоду высыпала. И тут солдат-то ее и спрашивает, знает ли она, на что ягоду меняла. «На сахарин!». «А ты попробуй!» Распробовала бабка наши таблетки, только поздно: эшелон уже тронулся.
На станцию Жибинка, что километрах в сорока от Бреста, эшелон прибыл вечером. И там, наконец, горячая еда! Ночевать, правда, пришлось в стогах сена. А наутро «покупатели» подоспели, чтобы свои части пополнить. Как вспоминает фронтовик, они к этому времени проели не только запасы еды, но и часть амуниции. Кто в гражданском, кто полураздетый выстроились перед командиром дивизиона. Тот, увидев это зрелище, спросил старшину: «Ты думаешь, я с этими оборванцами воевать пойду?» И велел хоть из-под земли достать обмундирование. Делать нечего, запряг тот лошадей и поехал искать. А когда привез, устроили новобранцам прифронтовую баню у озера. После нее больше полугода бойцам мыться не пришлось.
Когда сформировали полк, расчет Георгия предали пехотному батальону. На передовую вышли в ночь, и полмесяца шли по болотам Белоруссии к границе. У Георгия Васильевича хранится карта, которую однополчане подарили ему во время встречи в честь 40-летия Победы. Называется она «Боевой путь 54 гвардейской Мокеевской ордена Ленина краснознаменной орденов Суворова и Кутузова стрелковой дивизии 1941-1945 годов». Рассматриваешь ее как живой учебник истории, в котором заученные во время школьных уроков даты всплывают конкретными точками на местности. Оказывается, прорыв обороны немцев на границе шел не один месяц, между Суровикино и Калачом это произошло 19 ноября 1942 года, а на реке Миус 18 августа 1943 года. Боевой путь дивизия начала в Калязино под Москвой, а тувинцы вошли в нее под Брестом.
– От Бреста до Кенигсберга части шли с боями, – вспоминает Г. Абросимов, – но нашу дивизию не ввязывали в бои. А почему – станет понятно вот из этого документа.
И достает пожухлый листок с названием «Благодарность» с именной надписью красноармейцу Абросимову. «Приказом Верховного главнокомандующего Сталина от 23 октября 1944 года войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны немцев и вторжении в Восточную Пруссию, объявлена благодарность за отличные боевые действия». Артиллерийский расчет Абросимова оборону немцев прорывал в районе населенного пункта Шталлупеннен, где и закончился боевой путь моего собеседника.
– В октябре 1944 года вышли мы на берега Немана, шли по Польше и Латвии только ночами, так как нападали вооруженные банды местного населения. Часто вступали в бои, и все эти пятнадцать суток не спали. Теперь мне понятно выражение «спишь на ходу». Нам-то было легче: за пушку рукой возьмешься и дремлешь. А пехоте приходилось труднее: ткнется носом в соседа и спит на ходу. Слышишь: котелок загремел – упал, значит!
На этом марше произошла у Георгия Васильевича встреча, о которой он рассказывает сейчас, уже критически оценивая того бойца-несмышленыша, который, как и тысячи ему подобных, «завоевывал Европу».
– Смотрю, один старик пехотинец возле вещмешка сидит, в руках – детская швейная машинка, и он ее крутит, словно ребенок. А у меня крест-накрест пулеметные ленты, патронами набитые, на груди висят. У нас же были подсумки брезентовые, наклонишься, патроны сыпятся, вот и я приспособил эти ленты, ума-то не хватало еще. Отец, говорю, чего ты эту игрушку тащишь, лучше бы вот столько патронов взял, как я. А он мне отвечает: «Сынок, у меня дома внучка, скоро война кончится, ей и привезу. А патроны ты тащишь зря: придем на передовую, там их хоть ящик дадут».
Только не дождалась та внучка своего деда. Георгий Васильевич знает об этом точно, так как наткнулся на вещмешок с детской игрушкой в одну из ночей, когда полз в воронку с побитыми бойцами, чтобы добыть пропитание для своего расчета. А под вещмешком – тот самый старик с усами. Было это в самый тяжелый период прорыва, когда расчет, выйдя первым, трое суток укрывался без воды и еды в окопах, окруженный немцами.
Тема без вести пропавших не могла не всплыть в нашей беседе, так как она до сих пор бередит душу ветерану. Только на его фронтовом пути, к слову, не таком уж и длинном, так как воевал он не с 1941 года, случаев, когда погибших бойцов опознать было невозможно, он насчитал пять. Пять мужчин – чьих-то отцов, сыновей, мужей – так и остались лежать в Восточной Пруссии, не оплаканные родными. И смириться с этим невозможно. Приведу лишь одну «находку» бойца Абросимова, которая не дает ему покоя вот уже больше шестидесяти лет.
В той же воронке, где среди убитых наткнулся он на деда с машинкой, нащупал торчащий сапог. Потянул его и ощутил легкость, с которой ноги высвобождались из-под земли. А через несколько секунд стало понятно: вытянул он только нижнюю половину туловища. Верхнюю разбросало бомбой. Поискал в карманах хоть какие-нибудь документы, а там, конечно же, ничего. Ведь документы хранили в нагрудном кармане...
Вот так появлялись без вести пропавшие.
Когда в январе началось наступление, бои шли непрерывно. Заряжающий Абросимов не может сейчас даже приблизительно подсчитать, сколько тонн снарядов пришлось ему перетаскать за всю войну. Вот и на этот раз тащил ящик с боеприпасами через окоп, а непрерывные дожди так расквасили землю, что бойцы то и дело оскальзывались. Наконец, дотащил свой груз, поставил ящик на бруствер орудия, только хотел сам подняться, как вдруг упал.
– Ну, думаю, поскользнулся и ударился, – вспоминает Георгий Васильевич. – Однако больно не в одном месте. А в ботинке, смотрю, уже кровь, и вата торчит из одежды в нескольких местах. Пока соображал, чувствую, морозить начало. Но санитарка быстро подоспела, и они с моим другом балгазынцем Тарасенко перетащили меня в санвзвод. Когда положили на телегу, я отдал Тарасенко и карабин, и боекомплект. Отъезжая, оглянулся попрощаться с другом, вижу, он плачет. Через два дня его убили. Как и весь мой расчет, прямым попаданием в орудие.
«Легкое пулевое сквозное ранение обоих бедер», как написано в «Справке о ранении в боях за Советскую родину», перешло в затяжную болезнь с несколькими операциями, угрозой отнять ногу, костылями, переездами из Каунаса в Ижевск. 9 мая Абросимов встречал в Ижевском госпитале, который расформировали в сентябре 1945 года.
На пересыльном пункте, где решалась дальнейшая судьба подлечившегося заряжающего, стал фронтовик задумываться о мирной профессии. К тому времени, по его словам, он умел только убивать. А комиссия в это время вела набор в авиационные войска.
– Я подумал: специальности у меня никакой, хоть летчиком буду дома работать. Но как раз на мне закончился лимит. И распределили меня в команду 777 в Свердловск, где я и пробыл до 1946 года. Там был дивизион артиллеристов, меня туда и направили. А потом, когда началась очередная демобилизация, освобождалось место механика на танке Т-34. И я подумал: мне надо обязательно попасть туда: танк водить научусь, тогда и в колхозе трактористом смогу работать.
Но чтобы осуществить задуманное, пришлось обмануть начальство: якобы, он прошел трехмесячные курсы трактористов. Машину ему передали, а как к ней подойти, боец теперь уже действующей армии Абросимов не имел понятия. Но деревенская смекалка, покладистый характер и умение находить контакт с любым человеком помогли и на этот раз. «Как ты к людям, – уверен Георгий Васильевич, - так и они к тебе». Так что удостоверение механика-водителя Т-34 и СУ-100 (самоходной установки) он все-таки получил. И профессию мирную себе приобрел. Но применить ее на деле смог только в конце ноября 1950 года. Так надолго отодвинулась его демобилизация из армии.
Год или два назад увидел он в продаже книгу нашего земляка Некрасова, посвященную Победе. И столкнулся в ней со знакомыми местами. Созвонился с автором, встретились. Вместе продолжали поиск. Он, по словам Георгия Васильевича, там служил в армии, а в позапрошлом году провел и отпуск, и в архиве поработал. Некрасов-то и смог объяснить бойцу, почему во время прорыва так часто его расчет передвигался с места на место, почему так велики были потери.
– Оказывается, – на лице фронтовика появляется торжествующе – удивленная улыбка, – наши 163 и 162 полки были «на затычках», когда заняли Пруссию. Где тяжело было, туда нас и толкали. Мы с ним нашли семьдесят одного бойца из Тувы, которые там погибли. Вот почему такие потери были на этом направлении!
Но поиск еще не закончен, – говорит Георгий Васильевич.
– А мой долг – рассказать как можно большему числу молодежи о нашей Победе, о моей личной Победе. Жаль, приглашают редко, а мне есть чем поделиться с молодежью.
Наталья БОГДАНОВСКАЯ
Фото из архива Г. Абросимова
На снимке: Это снимок сделан в госпитале. Костыли для фото Георгий отставил в сторону.